Шрифт:
– Неужели у тебя получилось отпроситься с работы? – я подсела к нему ближе, внимательно разглядывая привычное лицо.
– Да что-то я заработался. Тоже хочу увидеть Петербург, наконец. Не все же тебе одной колесить по России. Или ты против моего сопровождения?
– Что ты… я не против, – какая-то незнакомая тревога не позволяла нормально радоваться.
– Поедем на 5 дней. Тебе предоставляю купить билеты, бери сразу туда и обратно, – уверенно и спокойно прозвучали его слова.
– Да… Хорошо… Тебе очень подходит этот черный свитер, – задумчиво произнесла я. По первому порыву хотелось подойти и прижаться к нему, но он, как будто нечаянно, меня отстранил.
– Ну, ладно, я пошел.
– Куда ты снова уходишь? Последнее время мне кажется, что ты меня все время избегаешь.
– Нет, просто много работы, – устало выдохнул он.
– А пьешь ты тоже из-за работы? Ты даже в глаза смотреть боишься… Что-то ведь не так. Я будто ступаю по мелкой речушке, а ноги почему-то вязнут в болоте. Дай мне руку что ли…
– Ты знаешь… – ему тяжело давалось каждое слово. А его глаза уставились сквозь меня. Он устало оглянулся… Я сглотнула…
– Говори уже все, что есть. Я все равно понимаю, что нечто перевернулось, накренилось, сломалось… в наших механизмах сломалась дефицитная нить. Это из-за меня?
– Нет… Нет… Я люблю другую, – слегка треснул его голос.
– О боже… Зачем?! Зачем?! Зачем… тогда ты написал ему письмо? Это она? – в моем голосе пульсировала мучительная боль, перекрываемая диким страхом безысходности.
– Да, это она.
– Как же мы сейчас к ней приедем? Черт… что же делать… какой банальный вопрос… ты же ее даже не видел, – я пыталась цепляться за ничего не значащие фразы.
– И все же это настоящее – мне хочется ее увидеть…
– Помнишь, ты говорил про иркутянина? Ну… как можно писать такие письма… замужним женщинам… а сам… – каждое слово давалось тяжело, будто вгрызалось в непрошеную действительность больными зубами.
– Ну, вот тогда я этого не понимал… А сейчас понял, – мне казалось, что со мной говорит кто-то другой, голос становился все более размытым и нечетким.
– И что же ты понял?! Все не то… Куда же деться и как все это вынести… Скажи, ведь ты мне мстишь? – все более мутно и мутно становится вокруг, я не верю, что я могу говорить таким нелепым и отстраненным голосом.
– Ну, хочешь, я ему позвоню?
–Ага… Сейчас самое время… И что же ты ему скажешь? – истерически смеюсь, озираюсь вокруг, в надежде найти помощь в бытовых знакомых вещах, – его так легко заткнули одним письмом; ты через две недели полюбил другую; а подруга очень быстро превратилась в подлюгу. Я не хочу все это знать… Просто не хочу это знать…
– Прости меня…
– Сколько можно твердить как заклинание эту тупую и ничего не значащую фразу… Посмотри на небо… Просто небо… Я все равно поеду в Питер. Все равно… – плечи содрогались без рыданий, странно, почему все это я произнесла без слез.
–Да не волнуйся ты, никуда я от тебя не денусь.
Диалог 4-ый. Настасья Филипповна из квартиры № 66
Дни перед поездкой покрылись мутной ряской. Я тихонько распутывала паутину наших отношений, она была весьма непрочной, но еще что-то там держалось. Он ведь ее не видел. Сам весь тихий и черный, черный, как одинокий камень вдали. А мне так не хватало возможности просто поговорить. Я уже не понимала, кого люблю я… И люблю ли хоть кого-то… Я жила надеждой. Наверняка, он ее увидит, она ему не понравится. Да и вообще так много трудностей: неужели он переберется в Питер, он же ненавидит Россию. За окном мелькал потусторонний железнодорожный пейзаж. А я ловила мечтой уходящие тени погасавшего дня… Завтра я увижу ЕЕ.
–Ну, привет… – неуверенно просипела я, окидывая грязную, невзрачную комнату.
–Привет, коли не шутишь, – резковато брякнула ОНА. Со стола упала книга, издав глухой звук.
– Тихо у тебя тут… – в упор смотрела на ее хитрые и холодные глаза. Казалось, ее глаза были наполнены серой мутной водой, только бывает вода живая и мертвая. Это была мертвая. Так мне показалось. Молчание было гнетущим. Мой муж тоже молчал.
– У меня не тихо, у меня здесь бесенята бегают, разве ты их не видишь? – уверенным движением она стряхнула пепел на пол.
– Вижу… Ты очень похожа на Настасью Филипповну. Твои глаза слишком уж вплывают в меня, и мне…страшно, – я старалась говорить, спасая свои глаза, я смотрела сквозь мутно-грязные окна на улицу… Оттуда долетела оборванная фраза: «Дружбы не бывает, есть только я…» Кто этот я, услышать уже не успела.
– О да… Ты умеешь выражаться пафосно, – она ухмылялась самодовольно, понимая, что сейчас у нее все преимущества передо мной. Эта ее уверенность раздражала весьма сильно, и еще больше обнажала мою беззащитность. В этой квартире мне не у кого было искать помощи. Мужа словно не было, он онемел, как-то потух и растворился в квартире № 66.
– Дура ты… Не там пафос ищешь… – злобно бросила я, сама удивилась тому, что я была способна на яростные выпады, – помнишь, ты говорила мне про предательство и дружбу… любовь… где уж мне, я же не могу ничего такого чувствовать…
– Да! Не можешь… И ты не знаешь тех ощущений, которые знаю я, – в ее голосе был вызов; такой пугающий и ошеломляющий взгляд, от которого хотелось спрятаться и укрыться.
– Да не хочу я знать твоих ощущений! Не хочу! Кто ты? Оставь меня в покое.
– Да это ты сама меня не оставляешь в покое и его тоже мучаешь. Сама же говорила, что он тебе не нужен, а теперь что? Я люблю его так, как ты никогда не сможешь. Я уверена в себе. За него говорить не стану, но в себе я уверена, – каждое ее слово ранило правдой, она ведь во всем права, я действительно последнее время уделяла внимание кому угодно, но только не ему… Почему-то именно сейчас, как последняя надежда на жизнь, вспомнился тихий низкий Сашин голос… Все из-за него… Или из-за меня…