Лейтенант сражен, Бажанов, кажется, тоже, а мне приходит в голову странная мысль. Черный Ворон не прав. Город отбивается, как может. «Братва»-"железнодорожники" — такие же его дети, как домовые или исчезники. Когда нет пистолета, рука хватает кирпич…

Минуты тянутся — тяжелые, гулкие. В нашем маленьком зале — тишина. Рука Мага сжимает мой локоть.

— На Салтовском шоссе, — после паузы произносит лейтенант. — У рынка. Танки и мотопехота…

— Северо-Восточный сектор…

Бажанов не выдерживает и достает огромный тяжелый портсигар. Щелкает зажигалка. Остальные — кроме Мага и Черного Ворона — следуют его примеру. Сизый дым тянется к потолку, вентилятор рычит, но вскоре признает свое поражение. Дышать трудно, и я впервые понимаю, что мы очень глубоко под землей. Это даже не могила, не склеп. Маленькая, обшитая бетоном преисподняя, давняя память о Великом Страхе, когда наши предки готовились отсидеться в подземных норах от взбесившегося Термояда. Тогда обошлось. Кто же знал, что случится после?

На экране — пустое грязное шоссе. Возле обочины — перевернутый автобус; рядом — двое кентов с повязками патрульных. Смелые ребята! Око спутника скользит дальше, на север, шоссе утыкается в маленькую площадь…

…Танки. Но на этот раз они не движутся, стоят, охватывая полукругом пустое пространство, заваленное почерневшим тающим снегом. За строем танков — солдаты, крепкие парни в черных подшлемниках и куцых бушлатах. Чуть дальше, за танками" — дюжина угрюмых грузовиков. Объектив спускается ниже…

Вначале мне чудится, что парни в бушлатах сошли с ума. Толпа (не менее двух десятков!) пританцовывает, размахивает руками, мелькают приклады автоматов — не десантных, новых, а давно списанного старья — «АК-74». Подшлемники сгрудились, склонились над чем-то невидимым…

…И тут же подались назад. Что-то встает с земли — с грязного мокрого асфальта. Человек!

Человек?!

— Святый Боже! — повторяет мой сосед. Странно, я, кажется, раньше видела этого интеллигентного с галстуком. Но где?

…Из динамиков доносится вопль. Вопль — и дружный мат десятков глоток. Они тоже поражены.

Тот, кто встал с асфальта, слишком высок. Слишком широкоплеч. Слишком…

— Миня! — растерянно произносит шаман Молитвин. — Миня, ну что же ты!

Солдаты вновь кидаются вперед, и я лишь успеваю заметить шлем — странный рогатый шлем на голове у высокого, кого только что топтали и били прикладами. Он с ревом бросается на врагов, одним движением сбивая наземь полдюжины черных подшлемников. Остальные вновь отбегают, вскидывают автоматы…

— Не надо! — Молитвин вскакивает с места, кидается к экрану. — Он же ребенок! Он же ничего!..

Из динамиков доносится знакомый сухой треск. Черная широкоплечая фигура идолом застывает на месте, а затем медленно валится навзничь.

На миг мне становится жалко неведомого Миню. Угораздило парня сунуться прямо к этим! Вот и— к тебе слетели пташечки с колоколенки!

…Те, на экране, явно довольны. Возле застывшего на грязном асфальте огромного тела собирается толпа, кто-то достает фотоаппарат…

Веселятся недолго. Фотограф машет рукой, и бравые вояки спешат к ближайшему магазину. Камера скользит по вывеске — «FBR». Кажется, я там когда-то была и подивилась странному названию.

— Здесь у нас ничего нет, — тихо, словно для самого себя, произносит генерал. — Где ближайший заслон?

— Храм-лечебница № 15, «психушка», — еще тише отвечает лейтенант. — Взвод старшего лейтенанта Пескаренко.

…А на площади уже вовсю идет грабеж. Через разбитую витрину выбрасывают ящики, кто-то откупоривает бутылку, добычу грузят прямо на танки, один из грузовиков — громадный «Урал» — подъезжает ближе…

Но вот ситуация меняется. Из-за угла прямо к занятой делом толпе неспешной походкой направляется худощавый коротышка в старом ватнике и подшитых темной кожей валенках. Лица не разглядеть, но, судя по всему, неизвестный не празднует труса.

— Валентин, — вздыхает Ворон-Молитвин. — Валька!

Вне сомнения, у шамана полно знакомых в Дальней Срани. И знакомых непростых!

Коротышка в ватнике смело проходит в самую гущу толпы. Вначале его не замечают, но вот один из вояк, только что опорожнивший пузатую бутылку, недоуменно поворачивается, тычет кулачищем в грудь незваного гостя.