Шрифт:
— На берегу было много народу? — спросил я.
— Да, да... было так тепло... Но я смотрела на него, я все время его видела...
— И что случилось?
— Лодка...
— Что за лодка?
— Лодка загорелась. Я посмотрела на нее. Все смотрели. А затем... когда я обернулась... его там не было. Я не испугалась. Ведь и минуты не просило... я подумала, что он пошел посмотреть на лодку... я стала искать его... а затем подошла девочка и протянула мне записку... я прочла...
Воспоминание о том страшном мгновении накрыло ее волной. Чашка и блюдце задрожали у нее в руках, и Алисия забрала их.
— Я все кричала, звала его... бегала по берегу... я не могла поверить... ведь всего минуту назад я его видела... затем я пришла сюда... не знаю, как добралась... я позвонила Джону... бросила все вещи на пляже... на берегу...
— Когда будет высокий прилив? — спросил я.
Она непонимающе уставилась на меня — Этим утром... прилив только что ушел... песок был весь мокрый...
— А лодка? Где была лодка?
— На песке.
— Что это была за лодка? — спросил я.
— Прогулочный ялик, — растерянно сказала она. — Но при чем тут он?
Тут миллион прогулочных яликов.
Только вот этот миллион прогулочных яликов не загорается как раз тогда, когда похищают маленького ребенка. Весьма невероятное совпадение.
— Вы обе попейте-ка еще чаю, — сказал я. — Я схожу вниз и принесу с пляжа вещи. Затем позвоню мистеру Неррити...
— Нет, — забормотала Миранда. — Не надо! Не надо!
— Но мы должны.
— Он так разгневан, — жалобно сказала она. — Он... разозлен. Говорит, что... что я виновата... вы его не знаете... я не хочу с ним разговаривать... я не могу...
— Ладно, — сказал я. — Позвоню из другого места, не из этой комнаты. Вернусь быстро, как смогу. Вы вдвоем справитесь?
Алисия кивнула, хотя ее и саму трясло. Я спустился вниз и нашел телефон, втиснутый в закуток в холле у входа.
По телефону Джона Неррити ответил Тони Вэйн.
— Ты один? — спросил я.
— Нет. А ты?
— Да. Как дела?
— Бандиты сказали, что он получит ребенка в целости и сохранности... при определенных условиях.
— И каковы условия?
— Пять миллионов.
— Господи Иисусе! — воскликнул я. — А у него есть пять миллионов?
— Отель в Брикуотере был достаточно приличным местом, но отнюдь не тем, где живут миллионеры.
— У него есть лошадь, — прямо сказал Тони.
Лошадь. Ординанд, победитель в Дерби.
— Ординанд? — спросил я.
— А ты без дела не слоняешься. Да, Ординанд. Бандюги хотят, чтобы он тотчас же его продал.
— Как они ему об этом сказали?
— По телефону. Никаких записей, конечно же, пока нет. Он говорит, что это был грубый голос, сплошной сленг. Агрессивный. Угрожал.
Я рассказал Тони об отпечатанном письме.
— Тот же тип речи?
— Да. — Тони редко когда удерживался, чтобы не послать по матери то или это, так что подобная сдержанность всегда вызывала удивление. На самом деле он просто редко срывался в присутствии клиента. — Насколько я понимаю, эта лошадь — главное, чтобы не сказать единственное, имущество мистера Неррити. Он... м-м-м...
— Прямо осатанел? — понял я.
— Да.
Я слегка улыбнулся.
— Миссис Неррити даже слегка боится его.
— Неудивительно.
Я рассказал Тони о том, как произошло похищение, и подумал, что полиции стоит очень тщательно и быстро осмотреть этот ялик.
— Ты еще ничего не рассказал местным легашам? — Нет. Миранду придется уламывать. Я этим займусь. Что ты им со своей стороны сказал?
— Да ничего. Я растолковал мистеру Неррити, что без полиции мы ему помочь не сможем. Но ты же знаешь, что это такое.
— М-м. Я скоро тебе перезвоню.
— Ага.
Он положил трубку, а я неторопливо вышел из отеля, закатал брюки до колена и широкими шагами сбежал по каменистому берегу к песку. Как только я дотуда добрался, я снял ботинки и носки и неторопливо пошел по берегу, неся их в руках и наслаждаясь вечерним солнцем.
Вдоль берега на некотором расстоянии друг от друга стояли волноломы, черными короткими пальцами протягиваясь в море. Местами они подгнили и обросли ракушками и водорослями. Стульчик, полотенца и личные вещи Миранды одиноко лежали на гальке. Большинство других посетителей пляжа уже собрали вещи. А неподалеку у полурастоптанного песчаного замка до сих пор лежали красное пластмассовое ведерко и голубой совочек. Британская пляжная публика, подумал я, по-прежнему остается замечательно честной.