– Я обещаю, мсье Буше. У-у неделя. Не будьте так у-у, я прошу ….

– Неделя?! Опять?! Хорошо. Но ни днём больше. Хватит водить меня за нос. Через неделю вы или у-у-у-у-у, или ….

Грохочут тяжёлые шаги, хлопает дверь, колоколом отдаваясь в моей голове. Потом на мгновение всё стихает, и слышится шум отъезжающей кареты. Я пытаюсь подняться. С трудом, но мне удалось сесть. Тело покрылось потом, и сердце часто застучало в груди, отдаваясь болью в висках. Я повернулся и спустил ноги с кровати. Кружилась голова. Во всем чувствовалась неимоверная слабость. Руки дрожали. Я осмотрел себя.

Правое плечо забинтовано и видимо тот, кто это делал, знал толк в медицине. Мои руки стали худыми и бледными, с едва заметными тонкими прожилками. Попытка сжать кисти в кулаки закончилась только слабым сгибанием пальцев. Я опустил голову к коленям и почувствовал, что головокружение проходит. На этот раз мне удалось сжать кисть, но что это был за кулак? Комок ваты. Я изо всех сил опёрся руками и попытался встать. Мне показалось, что на моих плечах повисли пудовые гири. Получилось лишь чуть-чуть оторваться от кровати. Я скрипел зубами, злился, но тело не слушалось меня.

Столик всё так же стоял рядом с кроватью, только был сдвинут в самый её конец.

Кое-как добравшись до него, я оперся о его поверхность и начал медленно переносить вес тела на руки. Мне удалось, как следует, опереться о крышку столика. Я начал подниматься. Колени дрожали. Руки едва не сгибались в локтях. Капля пота упала со лба. Ноги уже почти выпрямились, но в этот момент столик отъехал в сторону от кровати, руки соскользнули, и я с грохотом полетел на пол. Где-то далеко за дверью раздался вскрик. Застучали, приближаясь, каблуки. Дверь в комнату распахнулась, я услышал шорох платья и меня будто охватил порыв ветра.

– Ах, мсье! Вам ещё рано вставать. Вы так слабы.

Этот голос. Я вслушивался в него. Он лился сладчайшей музыкой откуда-то сверху, будто с небес, сладко отдаваясь в моём сердце, и я вдруг понял, что вечность не слышал женского голоса так близко. Синева на миг заполнила мои глаза, и мне показалось, что комната тонет в аромате цветов. Чьи-то тёплые руки подхватили меня, вновь уложили на подушку и укрыли меня одеялом.

Она стояла надо мной, одетая в синее платье. Светлые волосы, закрученные на щипцах, обрамляли нежный овал лица. Большие голубые глаза смотрели с любопытством, но я заметил красные прожилки, тонкой сеточкой обрамлявшие зрачки. Полные розовые, как у младенца губы. Прямой нос. Длинные густые брови чуть сдвинуты у переносицы. На вид ей не больше двадцати пяти лет.

– Вы должны лежать мсье и….

– Элен, принеси мсье поесть. – Голос послышался из-за спины девушки. Он был властным и, похоже, принадлежал пожилой даме. – Он, кажется, пришёл в себя.

Девушка сразу сникла. Её глаза потускнели, и она спешно удалилась, опустив голову. Но для меня и мгновения было достаточно, что бы разглядеть под ворохом юбок, сколь стройна и гибка её фигура.

У двери стояла дама лет пятидесяти. Девушка походила на неё лицом, только глаза дамы были черны, как две большие спелые виноградины. Гордо вскинутый острый подбородок. Прямой нос. Строгий овал лица. Несмотря на годы, она ещё не потеряла привлекательности, свойственной женщинам благородного происхождения. Тёмно-малиновое платье, подчёркивало белизну её кожи.

Какое-то время мы рассматривали друг друга, за тем дама представилась:

– Мадам Мерснье. С кем имею честь?

– Жирар де Мён, – представился и я.

– Что с вами случилось? – Она сделала несколько шагов вглубь комнаты, взяла стул и придвинула к кровати. За тем она села, дав понять, что располагает достаточным количеством времени, чтобы выслушать мою историю до конца.

Вошла девушка. В руках она держала поднос.

– Элен, оставь еду на столике и выйди. Я хочу побеседовать с мсье тэт а тэт.

Девушка выполнила всё, не поднимая глаз. Лишь один раз, когда ставила поднос на столик, она быстро взглянула на меня, полыхнув из-под густых бровей голубым пламенем.

– Итак? – Дама вскинула подбородок и приготовилась слушать.

Я ещё раз взглянул в её глаза и начал:

– Мои родители, как и я, принадлежали к знатному роду. У нас был дом в Париже, поместье и винные погреба.

Она вскинула брови:

– Я слышала о вашей семье. Пока был жив мой муж, нам несколько раз поставляли вино из ваших винных погребов.

– Мне очень приятно это слышать, мадам, – поблагодарил я её, – но я продолжу.

Мой отец рукоплескал пришедшему к власти Наполеону. Он был ярым сторонником республики. Воспитанный отцом, я, как истинный патриот, вступил в армию императора. На войне я узнал, что такое отвага и доблесть. Я был счастлив отдать за императора даже жизнь. Мы неслись по Европе подобно майской грозе, сметая всё старое и отжившее свой век. «Виват революция!» – кричали мы. «Виват император!».

Откровение снизошло на нас после того, как мы сунулись в Россию. И когда русские гнали нас к Березине, я увидел истинное лицо войны. Император бросил нас и бежал. Не было еды. Солдаты умирали сотнями. Я видел, как люди едят людей. Но мне повезло. Я попал в плен, потому и выжил. Я три года жил в имении русского графа и мне вдвойне повезло в том, что он втайне боготворил Наполеона.