* * *

Еще во время воздушной тревоги, до того, как тотенкоманду погнали на вокзал, Диего Перейра зашел в двадцать первый барак к немецким товарищам узнать, какие новости они принесли с внешних работ. Он застал их всех в глубине барака, у окна: рыжий Вольфи и рыбак Клаус, склонившись в потемках над котелком похлебки, которую принес Гельмут, резали старые корки на мелкие кусочки и сосредоточенно жевали.

– Mahlzeit! Здесь: "Приятного аппетита!" (нем.)>– сказал Диего, подойдя к столу. Вольфи узнал его по голосу.

– Заходи, испанская птичка. Есть хочешь?

Остальные пробурчали приветствие.

– Я уже ел, - ответил Диего, нащупывая в темноте свободное место на лавке.
– Те, кто оставался в лагере, получили обед в полдень. Вполне приличную похлебку. Кюхеншеф, кажется, сносный человек.

– Гм...
– пробурчал Гельмут.
– Этакий дохленький. Сам никого не бьет. Приспособил к этому стерву венгерку. Ее прозвали "номер". Я был с котелком в кухне и видел, как она там лупила мусульман палкой, а он глаз с нее не сводил.

Диего подтвердил.

– Девушки сами говорят, что "номер" - стерва. Сегодня я как раз случайно беседовал с теми, что работают в казармах эсэс. Все они злы на Юлишку за то, что она так липнет к Лейтхольду. Она выжила из кухни лучшую девушку, Като, только за то, что та высказала ей в глаза свое мнение.

– А что представляют собой эти девушки? Я их видел только издалека, спросил Клаус, погладил свой громадный узловатый кулак и подумал об Ирмгард, которая осталась дома, у моря. So lange...

Испанец получше закутал шею шарфом, словно ему и здесь, в бараке, было холодно.

– Сами знаете, женщины: политически малограмотны, наверное даже религиозны. Но красивые. А та, маленькая Като, говорят, умна, как черт, и их старшая, Илона, тоже. Может быть, стоит поговорить с ними. Но я пришел не за этим, - он махнул рукой и откашлялся.
– Расскажите лучше, что было на стройке.

Немцы стали рассказывать новости, их было не много, но и не мало для первого дня. Они беседовали с "красными" капо из других лагерей, удалось перемолвиться словечком и с наемными рабочими. Разузнали, каково положение в Мюнхене: бомбежка, продовольственные трудности, каждый боится "загреметь на фронт" и так далее. Что касается самой стройки, то это будет подземный завод какого-то тайного оружия. Точнее никто ничего не знал. Люди на стройке еще не верят, что война уже безнадежно проиграна. Поговаривают даже о каком-то новом наступлении. Газеты подогревают такие настроения...

– Наступление на Востоке?
– быстро спросил Диего.

– Куда там!
– прошептал Вольфи.
– На Востоке они уже не рискнут. А вот около Цах уже несколько дней идут крупные бои. Видимо, остановили наступление американцев. Говорят, что теперь германский генеральный штаб бросил все силы на Запад, чтобы создать прорыв...

– Говорят, все это делается без Гитлера, - прервал его Гельмут.
– Один парень из четвертого лагеря клялся, что Гитлер ранен, на него, мол, было покушение. В Мюнхене в воскресенье будет торжество, знаете, очередная годовщина путча, и этот парень видел газету, где говорится, что Адольф на сей раз не выступит с юбилейной речью. А он в этот день выступал ежегодно начиная с тысяча девятьсот двадцать третьего года. Это не случайно!

Диего вспомнил о другой годовщине.

– Э-э, что там Гитлер! Знаете ли вы, ребята, какая завтра годовщина?

– В самом деле!
– Вольфи хлопнул себя по лбу.
– Завтра в Москве! Седьмое ноября!

– Ну, конечно!
– подтвердил Клаус, с трудом отгоняя мысль об Ирмгард.

Гельмут вздохнул.

– Уж они-то будут шагать на параде! Они-то могут кричать ура! Как я им завидую, черт подери!

– Да, - отозвался Вольфи.
– У них самое трудное уже за плечами, им можно и повеселиться. Уж если они решились провести парад в сорок первом году, когда Гитлер был в двух шагах от Москвы и всюду орал о своих победах, так завтра они могут спокойно объявить, что для них война кончилась.

– Потому что немцы уже не лезут на них и перебрасывают войска на Запад?
– сказал Диего.
– Ничего, не беспокойся. "Преследовать фашистского зверя в его берлоге и там его..." Слышал? Красная Армия уже в Польше. Она не остановится, пока не войдет в Берлин...

– А когда это будет?

– От Сталинграда до Польши подальше, чем от Польши до Берлина. Кто прошел один путь, тот пройдет и другой.

– А мы здесь никак не помогаем им, - Вольфи задумался.
– Завтра... вот если бы, черт подери, устроить завтра что-нибудь на стройке... В честь седьмого ноября.

– Поговорили бы вы об этом с Фредо, - сказал Диего, и глаза у него вспыхнули. "Жаль, что я не работаю вместе со всеми там, на стройке, - думал он.
– С утра до вечера одно и то же: хоронить, хоронить, хоронить..."

– Правильно, надо поговорить с Фредо!
– согласился Гельмут.
– Вольфи, сходи-ка к нему сейчас!

* * *

Но маленький грек не загорелся этой мыслью с той же легкостью, как его товарищи. Вольфи торопливо рассказал ему, о чем они говорили в двадцать первом бараке (со стороны кухни уже слышался звон рельса, сзывавший блоковых на апельплац), и Фредо с сомнением покачал головой.