– У нас нет ножниц, и мыла очень мало...

– Показывай!

Иолан вытянула руки. Ногти у нее были обломанные и разной длины, но совершенно чистые.

– Свинья!
– сказала надзирательница.
– Я тебя проучу. Разве это чистота?! Противно сесть рядом с тобой! Покажи ноги!

Девушка смотрела на нее глазами, полными слез.

– Разуйся! Ну, пошевеливайся!

Иолан нагнулась, развязала шнурки и сняла деревянные башмаки с парусиновым верхом. Ступни у нее были узкие и очень пропорциональные, подъем высокий, пальцы длинные, кожа смуглая, чистая. На ногтях обоих больших пальцев надзирательница заметила какие-то пятнышки.

– Это что такое?

Иолан взглянула и улыбнулась сквозь слезы.

– Остатки лака... Еще не сошел... летом я была на курорте...
– "Летом на курорте, - мечтательно подумала она.
– О господи, еще этим летом!"

– Ах, вот ты какая! Красила ногти, соблазняла мужчин! Wie eine richtige geile Nutte! нем.)> А прикидываешься невинной.

Девушка покачала головой.

– Нет, нет, я не делала... того, о чем вы говорите. Все девочки в моем классе летом красили ногти... честное слово!

– Ну, здесь этому будет конец, о твоем воспитании позабочусь я. Знаешь ты, что это такое?
– Россхаупт словно только и ждала этого момента: она вынула из сумки аккуратно свернутую плетку, взмахнула ею и улыбнулась, увидев испуг в глазах маленькой венгерки.
– Так ты не знаешь, что это?

– Плетка для собаки, - прошептала Иолан.

– Какое там для собаки!
– сказала эсэсовка.
– Это для таких, как ты. Понятно?
– b она слегка хлестнула девушку по икрам. Иолан подпрыгнула.

– Но по ногам я обычно не бью, - с расстановкой продолжала надзирательница.
– В лагере бьют по заднице. По голой заднице. И на виду у всех. Перегнешься через стол, одна тебя держит за голову, другая за ноги, а третья бьет, вот так!
– Она взмахнула плеткой и со всей силы хлопнула ею по столу. Звук был страшный.

– Нет, нет, - как безумная вскрикнула Иолан.
– Меня еще никогда не били!

– Это и видно!
– проворчала Роосхаупт и схватила ее левой рукой за горло.
– Ты, я вижу, хорошая истеричка. Ну-ка, замолчи!

Она сказала это так угрожающе, что Иолан затихла, но тряслась, как в лихорадке, и чувствовала, что у нее стучат зубы.

Россхаупт отпустила ее.

– А для тех, кто часто ревет и вообще устраивает сцены, у меня есть кое-что получше, чем плетка. Вот, гляди, - она нагнулась и подняла деревянный башмак.
– Возьму его и разобью в кровь твое смазливое личико!.. Ты была бы не первая, кого я убила вот этими руками, понятно?
– и она стукнула девушку каблуком по лбу. Лицо эсэсовки налилось кровью, Иолан была бледна как мел.

– Обуйся, бери бумаги и пойдем, - сказала надзирательница и бросила башмак на ногу Иолан. Та вскрикнула "ой!" и тотчас закусила губы. Потом обула башмаки, вытерла слезы, повязала на голову платок и пошла за надзирательницей.

Плетка снова была спрятана в сумку. Визит Россхауптихи в остальные два почти пустых барака был коротким. Кое-где она проронила две-три фразы, потом повела секретаршу в контору мужского лагеря. Там сидели Хорст и Зденек. В глубине, за занавеской, Бронек занимался уборкой. Хорст отрапортовал, Россхауптиха улыбнулась ему: "А, мой немецкий красавчик!" Польщенный Хорст погладил усики.

– Ты ведешь картотеку?
– строго обратилась надзирательница к Зденеку, перед которым стояло два ящика - картотека живых и картотека мертвых. Какой ты национальности? И почему у тебя не пришит треугольник?

– В Освенциме нам дали куртки без треугольников. Я чех, политический.

– Ein Tscheche? нем.)>– грубо засмеялась Россхаупт.
– "У чехoв много блохoв", - сказала она по-чешски с сильным судето-немецким акцентом.
– Не так ли?

– Не совсем, - улыбнулся Зденек.
– Здесь, в Германии, у нас завелись еще и вши.

Это было дерзостью, и Зденек не получил оплеухи только потому, что надзирательницу обеспокоило слово "вши".

– Фуй, и у тебя тоже?

– Сегодня утром я нашел всего трех. Но если так пойдет и дальше, скоро их у нас будут тысячи.

Россхаупт записала на клочке бумаги "Произвести дезинсекцию", потом обратилась к испуганной Иолан, которая все еще стояла со слезами на глазах:

– Вот видишь, к этим мужикам нельзя подходить близко, они грязные. Ты сядешь вон там...
– Она показала на свободное место Фредо.
– Чех даст тебе карточки женского лагеря и чистые бланки, и ты снимешь копии. Работай молча, не вздумай ни с кем разговаривать, а то... в общем, сама знаешь, она взглянула на Хорста, который все еще стоял навытяжку.
– А что мне делать с этим опасным щеголем? Не хочешь ли проводить меня на кухню?