– Чего, и вправду? – взволновался майор, на которого явно подействовал вид горячего молока. Ахилло засмеялся, вскочил с кресла и пожал руку бывшему пограничнику:

– Ерунда! Кашляю... Проходи, Кондрат! С отцом познакомился?

– Первым делом! Мы с Александром Аполлоновичем сразу же знакомство свели. А я еще думал, чего это ты в документах не Михаил, а Микаэль?

– Микаэлем звали его прадеда, – пояснил старый актер. – Он выступал вместе с самой Бозио, когда она приезжала в Петербург. Он был великий тенор!

Майор почесал затылок, очевидно соображая, что это могло означать. Взгляд вновь упал на молоко:

– Так ты, капитан, лечишься? А я грешным делом...

В руках Ерофеева, словно по волшебству, появилась бутылка.

– «Массандра», пять лет! – с гордостью сообщил он. – Кстати, крымская.

Ахилло не мог не признать, что вкус у Ерофеева неплох.

– Микаэль, – пробормотал отец, – в твоем состоянии!..

Ахилло-младший хмыкнул, отставил в сторону молоко и не без удовольствия взял в руки заслуженную бутылку, любуясь медалями на этикетке. Отец вздохнул и поплелся на кухню, сообщив, что принесет что-нибудь закусить. Тем временем Михаил извлек из серванта три хрустальные стопки и штопор.

Вскоре на столе появились бутерброды и прочая, столь необходимая в подобных случаях мелочь.

– Ну чего? – майор поднял стопку, наполненную темно-рубиновым, похожим на загустевшую кровь вином. – Александр Аполлонович! Михаил! Первую, как положено, за прошедший праздник и за товарища Сталина, вдохновителя наших побед!

Ахилло-старший покорно вздохнул – такие тосты все еще казались ему непривычными, Михаил же воспринял слова Ерофеева как должное. Вино было отменным, а застольный ритуал даже забавлял его, напоминая древнеримские возлияния в честь богоподобных Цезарей.

Вторую выпили за знакомство. Ерофеев шутил, рассказывал о своей давней службе на границе. Михаил заметил, что из речи майора исчезли любимые крепкие словечки – Ерофеев хорошо ориентировался в обстановке. Ахилло-старший вскоре проникся явной симпатией к столь колоритному сослуживцу сына. Но наблюдательный капитан видел, что веселье Ерофеева напускное, неожиданный визит вызван чем-то более важным, чем желанием распить бутылку «Массандры».

После третьей, выпитой за здоровье хозяина, Ерофеев хлопнул себя по карману, предложив Михаилу выйти на лестничную площадку и покурить. На лестнице майор первым дело тщательно прикрыл дверь, а затем кивнул на площадку около окна. Спустившись вниз, Ерофеев щелкнул зажигалкой, но Михаил покачал головой: курить расхотелось.

– Что случилось, Кондрат?

– А что? – простодушно откликнулся майор. – Как положено! Чуть выговор не впаяли.

Михаил кивнул, ожидая продолжения.

– А все из-за этого Семина. Мол, недосмотрел...

– А откуда ты мог знать? – удивился Ахилло.

– Откуда? Оттуда! Были же сигналы... Я и вправду маху дал. Дед его был не шаманом, а, мать его, «шамашем». Это вроде дьячка у караимов и крымчаков. Прошляпил, в общем... Да и Гонжабов, сука, бумагу накатал, чтобы жену и пацаненка арестовали, как соучастников.

– Арестуют?

Михаил вспомнил красивую женщину, открывшую им дверь гостеприимного дома в Перевальном, мальчика, просившегося в экспедицию...

– Наверняка. Мы тут ни фига не сделаем. Если б не Гонжабов, гад, договорились бы с Семиным, думаю. Умный ведь человек был, образованный...

– Он бы уверен, что Голубой Свет будет использован во зло! – не выдержал Ахилло.

– Его, наверное, с детства обрабатывали, – пожал плечами майор. – Клерикальные, мать их, элементы! Сам бы сообщил – небось, орден Ленина мигом дали...

Вновь вспомнился залитый мерцающим светом подземный зал, окровавленное тело на каменном полу, ликующий голос бхота... Что-то они сделали не так! Но что?

– Надо было этого Гонжабова... при попытке к бегству, – вновь не удержался он.

Ерофеев хмыкнул:

– Ишь, какой кровожадный! Я бы его сам в расход вывел, скверный он человечишка... Да нельзя, государству потребный. А теперь слушай сюда, капитан...

Громкий голос Ерофеева понизился до шепота.

– Меня замнаркома наш вызвал. То да се, а потом про тебя разговор пошел. Он велел тебе передать – без свидетелей: твои, в Большом доме, громадный на тебя зуб заимели. Будто ты с командиром твоим, Пустельгой, специально саботажем занимался. Сейчас Ежов чистку проводит – чужаков в центральном аппарате ищет. На самом верху думают, что «Вандея» эта потому не ловится, что ее люди в Большом Доме сидят, смекаешь? И областных управлениях тоже чистят... Пустельга этот, как думаешь, перебежал?

– Куда? – скривился Ахилло. – К японцам, что ли? По-моему, эта «Вандея», если она существует, очень ловко сыграла в переводного. А Пустельгу убрали потому, что он слишком близко к «Вандее» подобрался...

– А куда это он подобрался? – тут же поинтересовался Ерофеев. – Если знаешь, шепни! Мы сами разберемся, а тебя прикроем, будь спокоен. На тебя ни одна собака не тявкнет!

– Подумаю...

Причина неожиданного визита Ерофеева теперь становилась очевидной. НКГБ собирался сам выйти на таинственное подполье.