– И что? – не выдержал он. – Нашли?

– Ага. Некоего Эро де Сешеля. Шпиона судили, отправили на гильотину... А информация продолжала поступать, причем первоклассная. Прошло сто пятьдесят лет, архивы открыли, мемуары напечатали...

– Не нашли?

– Представьте себе, товарищ командир, нет. А ведь тогда разведка еще не имела такого опыта прикрытия агентуры. Нет, я не в целях нагнетания пессимизма, я так...

– Как это – так?

Сергей внезапно подумал, что Ахилло знает нечто важное – или о чем-то важном догадывается.

– Наиболее трезвые историки считают, что шпиона там вообще не было. Подполье специально дезориентировало своих хозяев в Кобленце, чтоб получить больше денег. А, может, эта игра предназначалась для якобинцев: снесли же голову де Сешелю! Впрочем, мог быть еще один вариант...

Ахилло помолчал и проговорил тихо, словно раскрывал опасную тайну:

– Информацию мог поставлять сам Робеспьер – из каких-то известных ему соображений. Ну, а товарищи историки теряются в догадках...

Пустельга помрачнел. Ахилло явно на что-то намекал, но понимать его намеки или даже думать о них не хотелось. Некоторое время оба работали молча. Сергей тщательно подбирал выражения докладной, по опыту зная, как важно не написать лишнего – особенно в такой бумаге. Выходило пока не особо убедительно.

– А ну его! – Ахилло отбросил в сторону машинописные страницы и лениво потянулся. – Отец-командир, а не устроить ли нам поход в театр, а? А то одичаем. Мы ведь все-таки в Столице!

Мысль сразу пришлась по душе. И в самом деле! За эти дни Пустельга видел лишь кабинеты Большого Дома да комнатку в общежитии, где его покуда поселили.

– А что? – докладная была вновь отложена, Сергей повернулся на стуле и поскреб подбородок. – Это мысль! Когда я тут стажировался, то почти каждый вечер где-либо бывал. Помню, попал на премьеру к Мейерхольду...

Он умолк, сообразив, что сболтнул лишнее. Театра Мейерхольда уже не было... Михаил, однако, сделал вид, что не услышал:

– Во МХАТе скоро будет премьера. У нас есть театральная касса. Мы ведь, так сказать, шефы.

– Вам нравится МХАТ?

Сергей вспомнил, что Ахилло – из театральной семьи. Михаил усмехнулся и покачал головой:

– Мне? Нет, не нравится. Мой батюшка просился туда на работу, а господин Станиславский дал ему от ворот поворот. А если серьезно – нельзя сейчас играть так, как сорок лет назад и вдобавок спекулировать на прошлой славе...

Сергей вновь вспомнил Мейерхольда. Странно, отчего-то закрыли именно Революционный театр, а не какой-либо из старых, совсем не революционных!

– А можно и в Большой, – продолжал Ахилло. – Там кое-кто славно поет. Давыдову слыхали?

– Это в Ташкенте-то? – улыбнулся Сергей. – Все! Идея одобряется, но подождем возвращения Прохора Ивановича. Вместе и сходим...

– Годится, – невозмутимо согласился Ахилло. – Кажется, в Театре Юного зрителя идет мощная пьеса – «Кулак и батрак»...

Пустельга обиделся за юного лейтенанта и хотел было достойно возразить зазнавшемуся столичному обывателю, как внезапно звякнул стоявший на столе внутренний телефон. Ахилло лениво снял трубку.

– Группа старшего лейтенанта Пустельги. Да... Так точно!

Тон его изменился, старший лейтенант вскочил и сунул трубку Сергею, шепнув: «Нарком!» Еще не совсем осознав происходящее, Пустельга бросил взгляд на недописанную докладную и осторожно проговорил в мембрану:

– Старший лейтенант Пустельга... Здравия желаю, товарищ...

– Вы не один? – послышался негромкий взволнованный голос Ежова. – Попросите своих сотрудников выйти...

Ахилло, явно обладавший сверхъестественным чутьем, был уже у дверей. Сергей кивнул, и старший лейтенант исчез, плотно прикрыв за собою массивные створки.

– Я один, товарищ народный комиссар... – начал Сергей, но Ежов его тут же оборвал:

– Хорошо! Сейчас с вами будут говорить. Выслушайте – и выполните все точно!

В трубке послышался щелчок. В эту долю секунды Пустельга сообразил, кто мог отдавать ему приказ помимо наркома и вместо наркома – и похолодел. Он был почти уверен, что сейчас услышит знакомый всей стране глуховатый голос с еле заметным акцентом...

– Сергей Павлович? Это Иванов говорит. Помните?

Трубка чуть не выпала из рук. Голос был знаком, но это, конечно, не голос любимого Вождя... Впрочем, думать некогда. Вспомнилось лишь прощальное: «Забудьте!»

– Никак нет, товарищ Иванов. Не помню. Забыл!

– А-а-а! – в трубке послышался смешок. – Похвально, товарищ руководитель группы. В деле разобрались?

– Нет еще... – Пустельга сам ужаснулся своему ответу, но отступать было некуда:

– Очень сложное дело, товарищ Иванов.