— Просто скажи, в чем причина и все. Я не собираюсь выспрашивать подробности.

— Лида…

— Я тоже могу быть упрямой, — раздраженно произнесла. — Поэтому лучше будет, если ты просто ответишь.

— Ладно, — тяжело вздохнула родительница. Она присела на стул напротив меня, положила дрожащие руки, со следами от ожогов (у поваров это было обычное дело) на столешницу и продолжила говорить: — У твоего отца появилась другая.

Сказано это было еле слышно, чтобы отец, до сих пор находящийся в спальне, не услышал. Наверное, собирался скрыть эту информацию. Но мать как-то узнала. Ну и… теперь об этом знала я.

От слов матери по спине побежали холодные мурашки. Признаться, я предполагала что-то подобное, но все-таки надеялась, что мои подозрения окажутся не верны. Тут же выходило все наоборот. Но кто решился посмотреть в сторону моего родителя? Не сказала бы, что он был особо привлекательным мужчиной. По крайней мере, ведя такой образ жизни, привлекательности в нем не осталось вообще. Это если смотреть на старые черно-белые фотографии, можно было еще подумать, что он довольно симпатичный. Но сейчас…

— И давно он с ней? — шепотом спросила.

Отняла компресс от лица и, встав со стула, пошла к раковине. Высыпала лед, а полотенце повесила на батарею.

— Год.

Резко обернулась, во все глаза смотря на вдруг ставшую невероятно спокойной мать. Только что она была готова взорваться, подобно бомбе, для которой истекали последние секунды. И вот она сидит, смотрит прямо перед собой и… Я не вижу на ее лице никаких эмоций. Ни шока, ни злости или ненависти, которая, я была уверена, уже закипала в ее душе. Она делала вид, что все нормально. В смысле, пыталась показать мне, что ничего страшного в происходящем в нашей семье нет.

Еще примерно час мы просидели на кухне. Прислушивались к шуму и возне, доносившейся из родительской спальни. Отец разговаривал сам с собой. Время от времени чем-то стучал, что-то двигал. Думать не хотелось, что он там вытворяет.

— Синяк наливается, — пробормотала мама, смотря на мое лицо. — Может, посидишь несколько дней дома?

От такой перспективы бросило в жар. Дома? О нет, только не это. Мало того, что я только-только устроилась на работу, так еще родителей тогда буду видеть чаще. И если с мамой еще можно было как-то договориться, то вот с отцом, когда он в таком состоянии. Да и родительница… Лишь сейчас, когда мне прилетело от отца, встрепенулась. А до этого сама была не прочь приложить словом. Указать на мое место в этом доме. Было же оно где-то на уровне пола.

— Нет, — покачала головой. Медленно, а то в ушах немного звенело. — Пропускать никак нельзя. Иначе вылечу из универа. А идти в поликлинику и брать справку… Ты сама знаешь, какие у нас врачи.

— Тогда попробуй замазать тональником.

— Другого выхода нет, — развела руками.

Осталось его найти и полдела уже сделано.

Когда шум в квартире стих, а вместе с ним и наш с мамой разговор, мы рискнули выйти с кухни. Мама направилась к себе. Я же задержалась в коридоре, внимательно прислушиваясь. Если отец еще не спит, то может налететь на маму с очередной порцией обвинений. Тогда снова придется вмешаться. Игнорировать такое поведение было все труднее. Особенно после случившегося.

Все обошлось, и я смогла спокойно пройти к себе. Перед тем, как ложиться спать, нужно было привести себя в порядок и переодеться. Еще намазать наливающийся синяк мазью. Поможет она мало, ну, может, цвет будет не такой жутко-фиолетовый.

Заснула я не сразу. Ворочалась еще какое-то время, размышляя, думая о случившемся. Ситуация для меня была безвыходная. Пока безвыходная… Если бы я могла куда-то уйти. Но куда? Да и родителей теперь на дачу отпускать одних страшно. Вдруг отец и там мать приложит? Хотя, обычно на природе он почти не притрагивается к алкоголю. И так забот хватало. Здесь, несмотря на работу, ему удержаться было сложнее. Скорее всего, причиной тому были вечные друзья, которые не видели ничего страшного в том, что с работы домой они иногда возвращаются в невменяемом состоянии. Не на работе же они это делают, а после. Для расслабления.

С этими тяжелыми мыслями я и заснула. Проснулась, как ни странно, рано. Родители еще спали. Поэтому завтракала я в тишине. Когда услышала копошение в родительской спальне, быстро, в пару глотков, допила чай и снова ушла к себе, собираться. Если говорить уж совсем откровенно — замазывать свой синяк, который красовался на половину скулы. У зеркала я провела минут двадцать. Пришлось распределить тональный крем по всему лицу, чтобы одна половина не сильно отличалась от другой. Но и так было видно, что что-то с моим лицом не то. Поэтому, достав из ящика стола очешник, извлекла из него очки для компьютера. В целом, если не вглядываться, не заметно.

Увы, ка оказалось, незаметно было только для меня. А вот Мира сразу поняла, что случилось и, уличив момент во время первого перерыва, отвела меня подальше от аудиторий, где не мельтешили студенты, и приступила к допросу. Скрывать от подруги ничего не стала. У нее, конечно, в семье тоже не все гладко было. Но до такого не доходило.

— Может… — задумчиво заговорила Мирослава, когда я закончила свой короткий рассказ, — ты у меня какое-то время поживешь?

— А мать как же? — забеспокоилась. — Что он с ней сделать может?