Конец семидесятых годов. Советская Армия, в которой плечом к плечу служили русские и украинцы, киргизы и грузины, таджики и даже немцы. И среди них – герой повести, не поступивший в институт интеллигентный еврейский мальчик, романтик и поэт. Если и можно найти две наиболее несовместимые между собой категории, то это как раз воинская служба и Лёва Штейн. Тем более, что отправили его в оренбургские степи, где в то время строилась секретная военная база. И кому, спрашивается, не повезло больше, рядовому Штейну, машинисту башенного крана, или армии огромной многонациональной страны?
Ностальгическая повесть, в которой есть и описание армейских будней, и воспоминания о гражданской жизни, и просто забавные истории. И все это с философской грустинкой и иронией, которые стали неотъемлемой частью натуры Лёвы Штейна. Собственно, как и самого автора.
Предисловие. 1979 год.
Эта новость так и осталась бы незамеченной широкой советской общественностью. Да и с какой стати ей быть замеченной – секретный объект все же.
Но вещающая черт знает откуда на русском языке радиостанция «Голос Америки», которую слушало почти все население Советского Союза, однажды сообщила: «От души поздравляем начальника штаба Приволжского военного округа полковника Москаленко с окончанием строительства очередного ракетного комплекса класса «Земля – Земля». Желаем крепкого здоровья, успехов в боевой и политической подготовке, мирного неба вам и вашим сослуживцам. Прослушайте, дорогой товарищ полковник, песню «Хотят ли русские войны».
ГЛАВА 1
ПРИЗЫВНИК
За полтора года до этого события Лёва Штейн в старой одежде, которую не жалко было отправлять в армию вместе с тем, кто ее носил, стоял в строю среди таких же вырванных из привычной обстановки восемнадцатилетних юношей во дворе областного военкомата.
– Пока гадите домашними пирожками, сынки, – кричал пришибленным парням какой-то лейтенант, не намного их старший, – толку от вас не будет! С армейской каши, прошедшей полный цикл в ваших незакаленных организмах, и начнется процесс превращения вас в солдат срочной службы.
– А нельзя ли, – спросил кто-то из строя, маскируясь за спинами товарищей, – превращаться в солдат с помощью жареной курочки?
– Кто? – заорал лейтенант.
Призывники благоразумно промолчали в ответ.
– Принять упор лежа, умники! – приказал офицер. – По пятьдесят отжиманий каждому!
С этого момента Лёва понял, что в армии свои обычаи и традиции. И лезть в нее со своим доморощенным юмором смерти подобно. Ну, может, и не смерти, но затрахать могут до потери того самого юмора.
Если и можно найти две наиболее несовместимые между собой категории, то это были Лёва Штейн и Советская Армия. Две недели провел он на сборном пункте, с которого разъезжались к местам дальнейшей службы новобранцы. Но никто из так называемых «покупателей» не позарился на такой штучный товар, как Лёва Штейн.
Лежа на деревянных нарах, служащих призывникам и кроватью, и обеденным, и карточным столом, он разговаривал с еще одним неприкаянным пареньком из села.
– Ты в какие войска хочешь попасть? – спросил Штейн.
– Я на кухню хочу, – мечтательно ответил тот.
– Готовить любишь?
– Не, жрать. Причем постоянно. У тебя, кстати, ничего не осталось?
– Сухари и пряники есть. Будешь?
– Конечно. А ты?
– Я не хочу. Супчику бы.
– А мне все равно, лишь бы побольше.
Сухари закончились, соседа забрали в пехоту, приезжали и разъезжались все новые и новые призывники, а Штейна, красу и гордость школы номер тридцать два города Винницы, никто не хотел покупать.
Поэтому его и отправили на два дня домой, чтобы мог помыться, почиститься и доложить маме, что служба идет успешно. Так Лёва получил первый армейский отпуск. Чему очень радовались его друзья, в первый же вечер достойно, с помощью болгарского лечо и молдавского красного крепленого вина, отметившие досрочный Лёвин дембель. А мама сказала ему: «Боже, шо такое? В институт не взяли, теперь уже и в армии не нужен?»
Но всему приходит конец, поэтому через неделю и Лёве нашлось местечко в общем армейском строю. На сборный пункт приехал покупатель из харьковской учебки механизаторов, старший сержант по имени Олег. Он взял всего четверых, в том числе и Лёву. Подойдя в поезде к Штейну, сержант тихо сказал ему:
– Я – Милевич Олег Израилевич. Но это, конечно, между нами.
Лёва философски оценил это сообщение, вспомнив из школьного курса истории, что Советский Союз – самое многонациональное государство в мире. А евреи – не очень малая его часть. По количеству, где-то между узбеками и чукчами. Поэтому ничего не было удивительного в том, что в центре Украины, находясь на страже покоя своей необъятной Родины, встретились двое из них. То ли еще будет, ой-ой-ой.
***
Мы по команде вертим головой,
Вступаем с мерзлым грунтом в бой.
Подъем, через мгновение отбой.
А я скучаю за тобой.
Эти строки Лёва написал в первые дни службы в харьковской учебке. Кого Штейн имел в виду, он и сам не знал. Никакая девушка его не провожала, ждать не обещала, а главное, в связи с этим, изменять не собиралась. Потому что девушки этой еще в природе не существовало. Нет, в принципе, девушек в природе много. И любая из них гипотетически могла бы. Но не такой был Лёва человек, чтобы просто так, на виду у посторонних людей гулять с девушкой в Винницком парке имени культуры и отдыха. Правда, если честно, была одна попытка. Как-то Штейна познакомили с дочкой директора крупного завода Катей Чайкой. У нее дома даже был телефон – огромная редкость в те времена. У Лёвы на всей улице Ленинградской, где он жил, не было даже ни одного телефона-автомата. Чтобы позвонить, надо было ходить на центральный телеграф. Катя была хорошей, тихой, домашней девочкой. Любила гулять под ручку и ходить в рестораны. А Лёва прокатился с ней на чертовом колесе, сводил в кафе-мороженое, посидел у фонтана. И деньги кончились. А потом начался чемпионат мира по хоккею, и ему стало некогда болтаться по городу. На этом первая попытка завершилась. Он Кате больше не звонил, а она при всем желании не смогла бы с ним связаться. А на вопросы вечно ржущих по этому поводу друзей, типа, как там Катя поживает, Лёва вполне миролюбиво отвечал, а не пошли бы вы, придурки.
Теперь Лёва снова при любой возможности нырял в увитую виноградом беседку в старом дворе, где все вечера напролет с друзьями детства пил вино, слушал тяжелый рок и резался в карты. Что может быть лучше в семнадцать лет? Тратить же драгоценные молодые годы и, извините за банальность, деньги на девчонок – это про кого-то другого. Тем более, что секса пока еще в Советском Союзе не было и, судя по внутриполитической ситуации, в ближайшие десять лет быть не должно было. А презервативы и жевательная резинка делались из того же материала и на тех же заводах, что калоши и болотные сапоги.