Вначале он хотел поговорить с Бовчеродом, дабы тот угостил доносчиков плетьми, отбив у них всякую охоту беспокоить второго палатина, но в последний момент опомнился. Нельзя! Более того — просто глупо! Здесь он чужак, помочь ему некому, а верные люди так нужны!

Навко позаботился, чтобы пьяницу-десятника выгнали из дворцовой стражи, а нерадивую холопку избили до полусмерти на дворцовой конюшне. Доносчик-кмет, которого, как выяснилось, звали Лапак, сам стал десятником и в благодарность притащил Навко огромный кувшин вина. Тот отказался пить, зато «попросил» своего нового «друга» сообщать ему и о других неприятностях, а заодно обо всем прочем, что творится во дворце: о чем толкуют, кого бранят, кого хвалят. Кмет оказался понятлив, и вскоре Навко знал все новости — даже те, что не доходили до ушей Улада.

Сенная девушка со странным именем Падалка, обрадованная расправой с подругой (отбившей, как выяснилось, у нее приятеля), теперь рассказывала Навко обо всех сплетнях. Девица оказалась толковой и пронырливой. Вскоре Навко уже знал, что говорят об Алане — и хорошее, и дурное. Болтали, что Кей с нею жесток, бьет, грозится выдать замуж за холопа, но говорили и другое — зеленоглазая ведьма из-под Ко-ростеня приворожила молодого Кея, и он не может ступить без нее и шагу.

Слушать такое было тяжко. Падалка же болтала без умолку и очень удивлялась, отчего молодой пригожий палатин не замечает ее прелестей. Замечать было что — холопка могла искусить даже мертвого. Впрочем, ей вполне хватало живых — Падалка откровенно хвалилась своими многочисленными дружками. Похоже, невнимание нового палатина начало ее изрядно злить, и Навко стал серьезно беспокоиться. Такая может и выдать — не пожалела же она подругу! Кроме того, он узнал, что подруги считают Падалку ведьмой и откровенно опасаются. Однажды поздно вечером, когда девица в очередной раз проскользнула в его покои, Навко без лишних слов толкнул ее прямо на мягкий ковер. Потом это стало повторяться каждый раз, и Навко с ужасом понял, что с этой видавшей виды потаскушкой ему приятнее, чем с Аланой. Алана и была-то с ним всего один раз, в ночь, когда они прощались. Алана тогда смущалась, прятала лицо. Падалка же визжала от восторга, стонала, царапалась, вертелась змеей, а однажды предложила привести подругу — чтобы было еще веселее. Навко мучала совесть, но он успокаивал себя: эта девка ничего не значит. Она лишь приблизит его к Алане — не больше.

А потом к новому палатину стали приходить и другие. Его просили помочь, жаловались на соперников, умоляли заступиться перед Кеем. Кое-кому Навко действительно помогал, и число его «друзей» росло. Вскоре он понял, что может многое — если не все. Навко постарался назначить трех новых сотников из числа «друзей», за полцены купил мельницу под Валином и удалил из Кеева совета одного излишне строптивого дедича. Даже Прожад, побеспокойся Навко всерьез, мог много потерять в глазах Кея. Но старшего кмета Навко не трогал

— до поры до времени.

Недоступным оставался сам Улад — его во дворце откровенно боялись. И — Алана. К девушке подступиться было совершенно невозможно. Это злило, выводило из себя. Навко много раз обдумывал, не нанять ли десяток сорвиголов и не вызволить ли любимую силой. Но это опасно. Будет бой, и девушка может погибнуть одной из первых. Может, Навко и рискнул бы, останься они в лагере среди леса, но Кей приказал возвращаться в Валин, а во дворце такое стало и вовсе невозможным. Оставалось ждать, быть начеку каждую минуту, искать «друзей» и терпеть настырные ласки наглой холопки, которая явно была не прочь сойтись с палатином поближе.

— Скучал, газда Ивор? — Падалка кошкой проскользнула в комнату, поклонилась и, словно невзначай, повела высокой грудью. — Я шибко скучала!

— Скучал, скучал…

Сегодня Навко решил поговорить с девицей всерьез. Она умна — и очень хитра. Надо рискнуть.

— Что тревожит моего газду? — Падалка удивленно поглядела на Навко. — Мой газда чем-то недоволен? Так скажи! Я все устрою!

Странное слово «газда», весьма удивлявшее поначалу, означало на местном наречии что-то среднее между «господином» и «хозяином».

— Да…— начать разговор оказалось нелегко. — Кое-что заботит.

Навко прикидывал, как заговорить с холопкой о том, что волновало, но девица поняла его по-своему: — Моему газде надоело любить Падалку? Ты скажи, я не обижусь! Мужчина должен менять женщин — иногда. Хочешь — я приведу газде Ивору другую. Она все умеет — не хуже, чем я. Или двух — только скажи!

Удивить Навко было трудно, но на этот раз он все же поразился:

— И тебе не будет обидно?

— Почему обидно? — Падалка хитро прищурилась. — Газда Ивор думает, что я простая глупая холопка? Нет, газда! Мне будет обидно, если ты забудешь меня. А этих девок я тебе сама приведу. Они тебя утешат, а потом ты вновь позовешь меня. Они умеют только валяться под мужчиной и стонать. А я — умная!

— Умная? — Навко внимательно посмотрел на девушку и решился. — Ну, если умная — слушай! Старший кмет Прожад хочет меня оговорить перед Кеем. Понимаешь?

Лицо Падалки сразу же стало другим. — серьезным и взрослым.

— Понима-а-аю, — протянула она. — Очень понимаю, газда…

Она задумалась, наморщив лоб, затем решительно кивнула:

— Не беда! Я знаю одну девку — Лиской звать. Прожад с ней спит — иногда. Она меня боится. Велю ей пойти к этому старому сполотскому хрычу и достать несколько волосков — или нитку от рубашки… Скоро Прожад не будет мешать моему газде!

Навко не очень верил в ворожбу, но на всякий случай сложил пальцы знаком оберега. Кто ее, Падалку, ведает?

— Так и сделаю! — решила девушка. — Завтра же!

— И тебе его не жалко? — поинтересовался Навко. Ему и в самом деле стало любопытно. Неужели эта девка способна вот так, походя, убить человека?

— Жалко? — Падалка сжала губы, глаза недобро блеснули. — Стану я жалеть этого сполотского пса! Однажды он захотел, чтобы я его приласкала. Я — не лагерная подстилка, отказалась. Тогда он велел меня высечь, а потом приказал двум кметам держать меня за руки и за ноги… Я пыталась жаловаться, но он сполот, а я — улебка. Меня снова высекли…