— Он заупрямится, ты что, не знаешь, какой он! — с досадой вздыхаю, а сердце отбивает дробный марш. — давай скажем ему потом, когда я уже буду твоей законной половинкой? Ну, пожа-алуйста, родной, он нам всё испортит!

— Доверься мне, — убедительность в тоне Руслана вовсе не передается мне, я ведь точно знаю, что деда скорее запрёт меня под сто замков, чем позволит обвенчаться с Соколовым. — девочка моя любимая… Я совсем от тебя голову потерял…

— Вроде на месте пока, — шутливо взъерошиваю его волосы, а его признание как живительный бальзам на душу. — блин, Руслан, как же я люблю тебя… Мне иногда самой страшно, как я…

Жадно завладеваю его губами, в долгу он не остаётся, возвращает поцелуй так же страстно, и я целую его взасос.

— Люблю тебя. — порывисто обнимаю его, испытывая непонятный страх, поднимающийся откуда-то из нутра…

Олег был в полном недоумении, когда босс вызвал его в кабинет, и попросил съездить в самый престижный ЗАГС, и договориться на любой день, на текущей неделе.

— Без очереди чтобы, — глянув на охранника, добавил мужчина.

Олег нахмурился, явно переваривая услышанное.

— То есть… Вы хотите, чтобы я там сунул взятку тётке регистраторше?

— А это ж на чё твоей фантазии хватит, Олежек. — усмехнулся Рус, прикурив. — ну, чё ты уставился, как будто я тебе должен, бля? Иди, давай, делай, что я сказал. Можешь пригласить тётку на ужин, если она не совсем старая и страшная, потратишься меньше.

— Не, я рогоносцев мужей не хочу воспитывать, Руслан Андреевич. — усмехнулся Олег, потерев нос. — так это… Вам чего срочно приспичило жениться?

— Боюсь, что вообще могу не дожить до этого дня, сам видишь, сколько у меня «доброжелателей», — спокойно отозвался Руслан, растянувшись в кресле. — короче, брякни мне, когда утрясешь вопрос, окей? Вечером в клуб зарули, дело есть.

— Понял. — кивнул парень, похлопав по карманам куртки. — ну, я поехал штурмовать неприступные крепости советской закалки?

— Дерзай, боец. — «благословил» Рус, и дотянулся до кнопки селектора, нажал. — Лена, найди мне номера телефонов Пресненского ОВД.

— Сейчас, Руслан Андреевич. Вам начальство или любой? Дежурного?

— Если получится, капитана Петракова. Да побыстрее…

Оставшись один, Соколов откинул голову на спинку и закрыл глаза, чувствуя, как приближается знакомая тянущая боль. Виски сдавило стальными тисками, и он скрипнул зубами, с силой сжав пальцы на подлокотниках. Исчезновение Катеньки Жлобиной не случайно, здесь явно не обошлось без вмешательства ментовского оборотня. Он чутьём это знал.

Мудак Петраков пронюхал о его недавних терках со Жлобиным, а может… Может, они и заодно. У этого капитана ручонки длинные, как оказалось, повсюду свои связи.

— Не ведает дитятко, что творит, уж прости ты его, Господи, что доводит и нас до греха, — с кривой усмешкой процедил в пустоту Руслан…

Если Григорий и был удивлен гостю, то виду не подал. Хмуро кивком отослал Мишу, и жестом велел Руслану пройти в библиотеку. Запер дверь, тяжело протопал к креслу, и опустился, вытянув больные ноги на мягкую медвежью шкуру.

— Суета это всё, Руслан. — глянул исподлобья, когда Соколов сел напротив. — знаю я, зачем ты явился. Забудь!

Сказал, как отрезал. Рус усмехнулся.

— За что Вы меня так не жалуете, Григорий Иваныч? Всё не можете простить за Марусю?

— Тьфу ты, едрить колотить! — выругался Рига, откинувшись на спинку, — ты знаешь, парень, дела прошлые я не ворошу, что было, то быльем поросло. А Маруся… — помолчал, и видно было, что нелегко ему говорить об этом, — сам я виноват. Упустил дочку, недоглядел, вот и искала она утешения. Не там, где надобно!

Взгляда Руслан не отвёл, и это еще пуще рассердило старика. В сердцах саданув по журнальному столику, Григорий гаркнул:

— А про Алису забудь, по-хорошему прошу! С Машкой у вас любовь — морковь была, может быть, да… Внучку мою не тронь, слышишь ты?! Урою!

— А ведь и правда не досмотрел ты, дядь Гриша. — невозмутимо согласился Руслан, бросив ему на колени старенькую книжицу в потертом переплете. — взгляни, много интересного узнаешь. Маруся в дневник свои переживания записывала, даже я ни о чем не догадывался.

Рига не спешил притронуться к дневнику, но в глубине души явно испытал страх, и это отразилось на его побледневшем лице.