Он переводил с польского стихи, сочинял страшные сказки для взрослых – подражания американским комиксам. Фантомас, Бэтмен, Человек-паук присутствовали в его сочинениях под славянскими именами. Иногда он переиначивал свои старые новеллы в злободневные повестушки в стиле «чушизма», рассылал их по журналам. Увы, потом всё копилось здесь – на чердаке, складывалось штабелями под «боровом»…

Местное население, конечно, его книг не читало, но все знали – их сосед и теперь земляк – известный писатель.

Пытался он заняться садоводством. Польская кровь в жилах подсказала ему – что именно надо иметь от сада – яблоки. Саженцы сортов «Чемпион» и «Гала-рояль» были присланы ему дальним родственником по переписке из-под Гданьска. То ли польская, то ли немецкая рассада-выводок.

И первая же ветреная вьюжная зима, которую он пережидал в тёплом сыром Петербурге, свела на нет всю эту «самодеятельность».

Прижились только ёлочки вдоль забора, которые Владислав Евгеньевич нарыл в ближнем лесу.

…Всё шло своим чередом. Рыба, рыжики на полянке перед развалившейся церковью с опустошёнными склепами, крапива, бузина, калина и черноплодная рябина, треск кузнечиков, роса, туманы, баня по-чёрному, уютный деревенский погост, на котором агностик Влад мечтает когда-нибудь, но не скоро, упокоиться…

Как вдруг весной, в середине апреля, когда всё вокруг решительно зазеленело!..

Влад видит в бинокль из окна своей избы, как посреди заросшего бурьяном широкого поля, на фоне порушенного временем и местными умельцами совхозного скотного двора и руин барской старорежимной конюшни появляется тягач. К тягачу прицеплен зелёный вагончик-бытовка строительного типа с оконцами и дверью, с телевизионной антенной в центре крыши, на четырёх твёрдой резины колёсах.

Влад, бросив жареную рыбу, бежит наперерез захватчикам.

– Бог в помощь… – интеллигентным голосом обратился Влад к вылезшему из тягача мужику. – Чем могу помочь?

– Получил в районе это поле, – говорит захватчик. – Будем ставить коровник… Скотину пригоню на той неделе…

– А не свинарник? – тонко интересуется Влад.

– Молоком вас тут всех залью… Будем знакомы: Иванов!..

– Оригинально… – добродушно пошутил писатель. – Легко запомнить.

– Константин… Можно просто Костя. А это моя жена «Конст…и…туция», – засмеялся новосёл. – Живу по её законам…

– Мария… – представилась жена, выходя из вагончика. – …Северьяновна.

– Михайлик, Владислав Евгеньевич! – в ответ вежливо представился писатель.

– Еще Польска не згинела! – подхватывает шутливый тон новый сосед…

– Эще-эще… – соглашается пан Михайлик, приветливо улыбаясь…

…Укладываясь спать на тюфяки, набитые сеном, застегнув пряжки на входе в армейскую старую палатку, которую они разбили по причине жаркой погоды рядом с зелёным модульным вагончиком, Иванов угрюмо молчал. Жена подала ему кружку чая, кипячённого на чугунной плите в бытовке, кусок пирога с капустой, вкрадчиво заметила:

– Мягко стелет…

…И вот уже шумный тягач, лихо разворачиваясь на поляне, начал совершать рейс за рейсом доставку материалов, инструментов, барахла новых соседей писателя…

…И вот на свет появляется давно забытая портативная печатная машинка («машина до писанья») «Рейнметалл-Борзиг». Обтерев пыль и заправив в каретку лист бумаги, Влад вспоминает свою профессию и приступает к сочинительству.

Пальцы, привыкшие к нанизыванию червя на крючок и к чистке рыбёшек, не сразу стали слушаться… Но вскоре дело пошло.

«Уважаемые руководители нашего района! К нам в Стойлово пришла беда…»

…Вот уже и небольшое стадо с десяток коров, в основном молодняка, переходит вброд мелководную Чугуниху, вызвав панику у рыбной мелочи, привыкшей к покою, тихой воде и роковому общению лишь только с литератором…

Бывший деревенский староста – Пал Палыч, он же бригадир ныне несуществующего «Совхоза имени двадцатилетия Октября», нанялся у новосёлов пастухом. Договорились со стариком про плату – молочными продуктами, пока не начнёт поступать результат фермерского бизнеса – прибыль. В своём сарае староста отыскал колокольца-болтуны, оставшиеся от совхозного стада, приладил их к выям ивановской скотины и теперь округу оглашал приятный звон – увы, не церковный…