Я иду по мокрым травам…
вернуться

Асадов Эдуард Аркадьевич
Шрифт:

На исходный рубеж

– Позволь-ка прикурить, земляк!Склонились… Огонек мелькает…– Да легче ты. Кури в кулак.Опять патруль ночной летает.С утра был дождик проливной,Но к ночи небо чистым стало,И в щелях, залитых водой,Луна, качаясь, задрожала…Шли по обочине гуськом,Еще вчера был путь хороший,А нынче мокрый черноземЛип к сапогам пудовой ношей.Стряхни его – ступи ногой,И снова то же повторится.А утром с ходу прямо в бой…– Эй, спать, товарищ, не годится!Пехотный батальон шагалТуда, где лопались ракеты,Где высился Турецкий вал,Еще не тронутый рассветом.Все шли и думали. О чем?О том ли, что трудна дорога?О доме, близких иль о том,Что хорошо б поспать немного?Не спят уж третью ночь подряд,Счет потеряли километрам,А звезды ласково горят,И тянет мягким южным ветром…Конец дороге. Перекоп!Но сон упрямо клеит веки…Видать, привычка в человеке:Ночлег бойцу – любой окоп.Посмотришь – оторопь возьмет.Повсюду: лежа, сидя, стоя,В траншеях, в ровиках – народСпит, спит всего за час до боя!Все будет: грохот, лязг и вой…Пока ж солдатам крепко спится.Глядят луна да часовойНа сном разглаженные лица.1944

Вернулся

Другу Борису

Сгоревшие хаты, пустые сады,Несжатые полосы хлеба.Глазницы воронок зрачками водыУставились в мутное небо.В разбитой часовенке ветер гудит,Пройдя амбразуры и ниши,И с хрустом губами листы шевелитВ изжеванной временем крыше.Все рыжий огонь пролизал, истребил,И вид пепелища ужасен.Лишь дождь перевязкой воды исцелилОсколком пораненный ясень.К нему прислонился промокший солдат.Вокруг ни плетня, ни строенья…Не выскажешь словом, как тяжек возвратК останкам родного селенья!Нет сил, чтоб спокойно на это смотреть.Такое любого расстроит.Солдат же вернулся сюда не жалеть, —Пришел он, чтоб заново строить!1946

Прислали к нам девушку в полк медсестрой

Прислали к нам девушку в полк медсестрой.Она в телогрейке ходила.Отменно была некрасива собой,С бойцами махорку курила.Со смертью в те дни мы встречались не разВ походах, в боях, на привале,Но смеха девичьего, девичьих глазСолдаты давно не встречали.Увы, красоте тут вовек не расцвесть!На том мы, вздыхая, сходились.Но выбора нету, а девушка есть,И все в нее дружно влюбились.Теперь вам, девчата, пожалуй, вовекТакое не сможет присниться,Чтоб разом влюбилось семьсот человекВ одну полковую сестрицу!От старших чинов до любого бойцаВсе как-то подтянутей стали,Небритого больше не встретишь лица,Блестят ордена и медали.Дарили ей фото, поили чайком,Понравиться каждый старался.Шли слухи, что даже начштаба тайкомВ стихах перед ней изливался.Полковник и тот забывал про года,Болтая с сестрицею нашей.А ей, без сомнения, мнилось тогда,Что всех она девушек краше.Ее посещенье казалось бойцамЗвездою, сверкнувшей в землянке.И шла медсестра по солдатским сердцамС уверенно-гордой осанкой.Но вот и Победа!.. Колес перестук…И всюду, как самых достойных,Встречали нас нежные взгляды подруг,Веселых, красивых и стройных.И радужный образ сестры полковойСтал сразу бледнеть, расплываться.Сурова, груба, некрасива собой…Ну где ей с иными тягаться!Ну где ей тягаться!.. А все-таки с нейМы стыли в промозглой траншее,Мы с нею не раз хоронили друзей,Шагали под пулями с нею.Бойцы возвращались к подругам своим.Ужель их за то осудить?Влюбленность порой исчезает как дым,Но дружбу нельзя позабыть!Солдат ожидали невесты и жены.Встречая на каждом вокзале,Они со слезами бежали к вагонамИ милых своих обнимали.Шумел у вагонов народ до утра —Улыбки, букеты, косынки…И в час расставанья смеялась сестра,Старательно пряча слезинки.А дома не раз еще вспомнит боецО девушке в ватнике сером,Что крепко держала семь сотен сердецВ своем кулачке загорелом!1947

Трус

Страх за плечи схватил руками:– Стой! На гибель идешь, ложись!Впереди визг шрапнели, пламя…Здесь окопчик – спасенье, жизнь.Взвод в атаку поднялся с маху.Нет, не дрогнул пехотный взвод.Каждый липкие руки страхаОтстранил и шагнул вперед.Трус пригнулся, дрожа всем телом,Зашептал про жену, про дом…Щеки стали простынно-белы,Сапоги налились свинцом.Взвод уж бился в чужих траншеях,Враг не выдержал, враг бежал!Трус, от ужаса костенея,Вжался в глину и не дышал.… Ночь подкралась бочком к пехоте,В сон тяжелый свалила тьма,И луна в золоченой кофтеЧинно села на край холма.Мрак, редея, уходит прочь.Скоро бой. Взвод с привала снялся.Трус уже ничего не боялся, —Был расстрелян он в эту ночь!1948

Морская пехота

Пехота смертельно усталаПод Мгой оборону держать.В окопах людей не хватало,Двух рот от полка не собрать.Двадцатые сутки подрядОт взрывов кипело болото.Смертельно устала пехота,Но помощи ждал Ленинград.И в топи, на выступе суши,Мы яростно бились с врагом.Отсюда ракетным дождемБез промаха били «катюши».Да, было нам трудно, но вскореУдарил могучий прибой,И на берег хлынуло мореТяжелой, гудящей волной.Штыки, бескозырки, бушлаты,На выручку друга, вперед!Держитесь, держитесь, ребята!Морская пехота идет!Врагу мы повытрясли душу,А в полдень под тенью березСидели наводчик «катюши»И русый плечистый матрос.Костер сухостоем хрустел.Шипел котелок, закипая.Матрос, автомат прочищая,Задумчиво, тихо свистел…Недолог солдатский привал,Но мы подружиться успели,Курили, смеялись и пели,Потом он, прощаясь, сказал:– Пора мне, братишка, к своим,В бою я, сам знаешь, не трушу.Ты славно наводишь «катюшу»,И город мы свой отстоим.Дай лишнюю пачку патронов.Ну, руку, дружище! Прощай.Запомни: Степан Филимонов.Жив будешь, в Кронштадт приезжай.А коли со мною что будет,То вскоре на кромку огняДругой Филимонов прибудет —Сын Колька растет у меня.Окончилась встреча на этом.Военная служба не ждет.На новый участок с рассветомМорская пехота идет.Погиб Филимонов под Брестом,О том я недавно узнал.Но сын его вырос и всталВ строю на свободное место.Вот мимо дворов, мимо кленовЧеканно шагает отряд.Идет Николай ФилимоновСреди загорелых ребят.С обочин и слева и справаИм радостно машет народ:Идет наша русская слава —Морская пехота идет!1949

Баллада о граните

Грохнул взрыв – качнулись небеса,Над карьером пыль взметнулась тучей.Вздрогнули окрестные леса,Эхо с гулом понеслось под кручи.Выпрыгнув из щели без труда,Подрывник встряхнулся деловито,Взял осколок красного гранитаИ сказал: – А камень хоть куда!Из него дворец сложить не стыдно. —Помолчал, цигарку закрутил,Не спеша, со вкусом раскурилИ сказал товарищу солидно:– Динамит иль, скажем, аммонал.Я их норов досконально знаюИ не первый год уже взрываю,Нынче вот в трехсотый раз взрывал!А когда дойду до пятисот,Не иначе стану бригадиром. —Он не знал, что мир простился с миром,Что война над Родиной встает.И что через месяц средь болотСам он по приказу командираПодорвет впервые вражий дот.Так и было: рушились дома,Шли враги в дыму, сквозь грохот стали.Крепко, насмерть русские стояли,Грудь на грудь сходились свет и тьма!А пока земля в огне дымит,Всюду шарит враг рукой нечистой.Даже там, в Карелии лесистой,Из-под снега извлекли фашистыКрасный с черной жилкою гранит.И чванливый оберест приказал,Жадным взглядом весь карьер окинув:– Пусть стоит на площади БерлинаИз гранита грозный пьедестал.В день, когда мы разгромим СоветыИ пожар взметнется над Москвой,Мы воздвигнем памятник Победы,Свастику поднявший над собой.Перед ним века и поколеньяЛягут, распростертые, в пыли.Это будет символ устрашенья,Символ покорения земли!Только вышло все наоборот.День настал – и пробил час расплаты:В сорок пятом русские солдатыУ рейхстага кончили поход…В глубине двора сапер гвардейскийКаменную груду увидал.Поднял камень и к груди прижал:– Братцы, это ж наш гранит, карельский.Сам я этот камень добывал!… Новый дом поднялся над Москвою,Стеклами сверкая на рассвете.Во дворе играют шумно дети,Рядом липы шелестят листвою.Дом построен мирными руками,Зданию нарядный придал видКрасный, с темной жилкою гранит,Что из плена вызволен бойцами.Друг, москвич! Воскресным днем с рассветомУлицею Горького пройдись.Перед домом тем остановись:Вот гранит, объехавший полсвета,Над гранитом дом взметнулся ввысь…Номер девять, возле Моссовета!1950

Моему сыну

Я на ладонь положил без усилияТуго спеленатый теплый пакет.Отчество есть у него и фамилия,Только вот имени все еще нет.Имя найдем. Тут не в этом вопрос.Главное то, что мальчишка родился!Угол пакета слегка приоткрылся,Видно лишь соску да пуговку-нос…В сад заползают вечерние тени.Спит и не знает недельный малец,Что у кроватки сидят в восхищеньеГордо застывшие мать и отец.Раньше смеялся я, встретив родителей,Слишком пристрастных к младенцам своим.Я говорил им: «Вы просто вредители,Главное – выдержка, строгость, режим!»Так поучал я. Но вот, наконец,В комнате нашей заплакал малец.Где наша выдержка? Разве ж мы строги?Вместо покоя – сплошные тревоги:То наша люстра нам кажется яркой,То сыну холодно, то сыну жарко,То он покашлял, а то он вздохнул,То он поморщился, то он чихнул…Впрочем, я краски сгустил преднамеренно.Страхи исчезнут, мы в этом уверены.Пусть холостяк надо мной посмеется,Станет родителем – смех оборвется.Спит мой мальчишка на даче под соснами,Стиснув пустышку беззубыми деснами.Мир перед ним расстелился дорогамиС радостью, горем, покоем, тревогами…Вырастет он и узнает, как яЖил, чтоб дороги те стали прямее.Я защищал их, и вражья броняГнулась, как жесть, перед правдой моею!Шел я недаром дорогой побед.Вновь утро мира горит над страною.Но за победу, за солнечный светЯ заплатил дорогою ценою.В гуле боев, много весен назад,Шел я и видел деревни и реки,Видел друзей. Но ударил снаряд —И темнота обступила навеки…– Доктор, да сделайте ж вы что-нибудь!Слышите, доктор! Я крепок, я молод. —Доктор бессилен. Слова его – холод:– Рад бы, товарищ, да глаз не вернуть.– Доктор, оставьте прогнозы и книжки!Жаль, вас сегодня поблизости нет.Ведь через десять полуночных летИз-под ресниц засияв, у сынишкиСнова глаза мои смотрят на свет.Раньше в них было кипение боя,В них отражались пожаров огни.Нынче глаза эти видят иное,Стали спокойней и мягче они,Чистой ребячьей умыты слезою.Ты береги их, мой маленький сын!Их я не прятал от правды суровой,Я их не жмурил в атаке стрелковой,Встретясь со смертью один на один.Ими я видел и сирот, и вдов,Ими смотрел на гвардейское знамя,Ими я видел бегущих врагов,Видел победы далекое пламя.С ними шагал я уверенно к цели,С ними страну расчищал от руин.Эти глаза для Отчизны горели!Ты береги их, мой маленький сын!Тени в саду все длиннее ложатся…Где-то пропел паровозный гудок…Ветер, устав по дорогам слоняться,Чуть покружил и улегся у ног…Спит мой мальчишка на даче под соснами,Стиснув пустышку беззубыми деснами.Мир перед ним расстелился дорогамиС радостью, горем, покоем, тревогами…Нет! Не пойдет он тропинкой кривою.Счастье себе он добудет иное:Выкует счастье, как в горне кузнец.Верю я в счастье его золотое.Верю всем сердцем! На то я – отец.1954

Шли солдаты

Вдоль села, держа равненье,Мимо школы, мимо хат,Шел с военного ученьяПо дороге взвод солдат.Солнце каски золотило,Пламенел колхозный сад.Свой шуршащий листопадОсень под ноги стелила.До казарм неблизок путь,Шли, мечтая о привале,Только песню не бросали —С песней шире дышит грудь.Возле рощи над рекоюЛейтенант фуражку снял,Пот со лба смахнул рукоюИ скомандовал: – Привал!Ветер, травы шевеля,Обдавал речной прохладой.За рекой мычало стадо,А кругом поля, поля…От села дымком тянуло,Рожь косынками цвела.Песня крыльями взмахнулаИ над рощей поплыла.Снял планшетку лейтенант,Подошел к воде умыться.– Разрешите обратиться, —Козырнул ему сержант.– Там девчата говорят,Что рабочих рук нехватка.Нам помочь бы для порядка,Кто желает из солдат?Взводный молвил: – Одобряю.Только время нас не ждет.Но коль просит целый взвод,В счет привала – разрешаю.Рожь качалась впередиИ приветливо шепталась:– Ну, гвардейцы, прочь усталость,Кто желает, выходи!Не жалели рук ребята.Как грибы, скирды росли.Восхищенные девчатаНадивиться не могли.После крепко руки жали,Угощали молоком,Шумно с песней всем селомДо плотины провожали.Солнце село в отдаленье,На воде дрожал закат.Шел с военного ученьяПо дороге взвод солдат.1954