Тот миг, когда я наконец добралась до постели, показался мне самым прекрасным за все последние дни. Ауру до сих пор ощутимо лихорадило. Меня то и дело бросало в жар — и тогда Лабьет смотрел на меня особенно внимательно, оставлял все свои очень важные дела и ходил за мной попятам. Вот и сейчас — бесшумно, словно огромная чёрная тень, он проскользнул по спальне и встал у края постели, словно хотел пожелать доброй ночи. Однако я вполне явственно ощутила, как его аура вновь коснулась меня.

После чего шинакорн совершенно невозмутимо втащил свою громадную тушу на кровать и рухнул рядом со мной. Я даже подпрыгнула на спружинившей перине.

— Эй! — возмутилась, толкая пса кулаком в бок. — Я не разрешала…

Но Лабьет посмотрел на меня с таким снисхождением, что я мигом позабыла все слова, что ещё вертелись на языке. Убедившись, что мой запал закончился, Лабьет умостил голову на сложенных лапах и, кажется, мгновенно уснул.

Похоже, тяга оказываться со мной в одной постели что у хозяина, что у пса одинаковы. Но Лабьет хотя бы защитит в случае чего. В то время, как от де Ламьера самой хотелось защищаться.

Например, завтра при встрече, к которой я, кажется, и подготовилась, а по ощущениям — была совершенно не готова.

— Ваша светлость, к вам мадам д’Амран, — ровный голос Тибера прорвался сквозь глухоту размышлений над слепками аур.

Одной — из подворотни, где напали на магистра Ливра. Другой — из винного погреба вдовушки. Полночи Ренельд разбирал их по кусочкам, отбрасывал лишнее, пытался найти схожие элементы, но дело шло туго. Мариэтта удружила — своим невообразимо ярким светом она почти начисто уничтожила следы других аур. И сейчас найти что-то среди переплетения её потоков было всё равно что шарить руками в мутной болотной воде.

Ренельд вздохнул, свернул сферы фиксирующих артефактов и глянул на каминные часы. А мадам д’Амран удивительно пунктуальна. И явно не любит откладывать дела в долгий ящик.

— Пригласи, — Ренельд размял шею пальцами, глядя в ярко сияющее дневным светом окно.

Так скоро можно позабыть, сколько дней подряд просидел за этим столом.

Через миг после того, как Тибер скрылся за дверью, за ней же послышался какой-то грохот, возмущённый женский голос, а затем в кабинет ввалился шинакорн, явно силясь обогнать задержавшуюся где-то Мариэтту. Такое игривое настроение Лабьета неспроста. Либо они очень плохо поладили с мадам Конфеткой, либо очень хорошо.

«Это ты, — довольно рыкнул пёс, остановившись напротив Ренельда. — А я подумал было, пыльная статуя».

— Очень смешно. Ты хоть знаешь, сколько я тут просидел?

Был бы ещё ощутимый толк.

«А я пр-рекрасно выспался. Чего и тебе советую».

— Советчик, тоже мне. Лучше бы сказал что полезное.

«Потом! Всё потом, — казалось, что шинакорн сейчас начнёт петь. Разумеется, нещадно фальшивя. — Сначала разберись с мадам Конфеткой. Но только приготовься. Она сегодня ослепительно хороша».

Заинтригованный, Ренельд не удержался от того, чтобы повернуться к двери ровно в тот миг, когда в кабинет вошла Мариэтта. И что самое досадное, Лабьет нисколько не преувеличил. Она и правда выглядела прекрасно.

Графиня небрежным жестом развязала ленты соломенного капора и с облегчением сдёрнула его с головы.

— Доброе утро, ваша светлость, — кивнула весьма вежливо. — Простите… Очень жарко.

Ренельд был, в общем-то, не против. Так её лицо не скрывала тень от шляпки. А значит, на нём можно будет разглядеть гораздо больше мимолётных эмоций, которые мало кто умеет безупречно контролировать. Похоже, ночь у вдовушки прошла весьма спокойно — со вчерашнего дня она заметно посвежела, в её ауре как будто кто-то навёл порядок. Ни одного лишнего всплеска — так недолго решить, что перед тобой и правда затрапезная магисса, способности которой вряд ли могут представлять для кого-то интерес.

— Как вы себя чувствуете? — Ренельд снова уставил взгляд в отчёт старшего следователя, который лежал перед ним всё это время.

Совершенно бестолковая бумажка. От той, в которую заворачивают рыбу на рынке, и то больше пользы.

— Сегодня уже лучше, благодарю, — усаживаясь в кресло напротив, Мариэтта огляделась в кабинете с лёгким любопытством. — Так это обиталище королевского дознавателя…

По её губам скользнула задумчивая улыбка.

— Вы представляли его как-то иначе?

— Знаете, нет, — графиня неспешно стянула шёлковую перчатку с одной руки, а затем с другой. — Это логово вполне вам подходит. Здесь всё устроено так, чтобы все, кто приходит к вам, чувствовали себя наиболее неловко. Словно в тюремной камере.

— Думаю, вряд ли вы когда-то бывали в тюремных камерах, мадам д’Амран, — заметил Ренельд. — Но в целом вы, наверное, правы. И надеюсь, чувствуете себя достаточно неуютно, чтобы поскорее закончить с нашими делами и вернуться в своё имение?

— Максимально, — холодно подтвердила Мариэта, доставая из солидной кожаной папки исписанные ровным почерком листки.