Товарищ Мишутин вновь вспомнил о кандалах.

– А то, что он сейчас шумит, – продолжал Егоров, – так это сгоряча. В его положении вообще спятить можно. Когда успокоится, надо с ним поговорить. А в дальнейшем сам увидишь, он будет полезен.

– А общественность? – резонно возразил Сергей Михайлович. – Представляешь реакцию?

– А мы на что? – отрезал Егоров. – Надо будет – редакторов заменим, вправим мозги писакам…

– Ты что! – неуверенно возразил Сергей Михайлович. – Мы же демократическое государство строим!

– А руководящая роль партии? – веско заметил Кузьма Самсонович. – Ты ведь сам всегда говоришь, что она должна возрастать. Как же можно потакать всяким там…

Возразить было нечего – ни упускать руководящую роль, ни тем более потакать, Председатель не собирался.

– А Латунин никуда не денется, – добавил товарищ Егогов. – Лаврентьева, слава богу, шлепнули, опереться ему не на кого, а партии он еще пригодится.

Сомнения у товарища Мишутина не рассеялись, но он все же решил предоставить Кузьме Самсоновичу свободу действий, доверяя его опыту и интуиции.

Товарищ Егоров не откладывал дела в долгий ящик. Он бегло просмотрел краткий биографический очерк Латунина, бережно хранимый все эти годы в кабинете, прочитал специально составленную справку о привычках и характере бывшего великого вождя, взял в буфете бутылку хорошего коньяка, по слухам весьма ценимого Никодимом Кесарионовичем, и с тем отбыл на Ближнюю Дачу.

Увидев Кузьму Самсоновича, Латунин, читавший журнал и, как в прежние годы, делавший пометки синим карандашом, встал и, улыбаясь, направился навстречу гостю.

– Товарищ Егоров? – приветливо спросил он. – Не ошибся? Здравствуйте, Кузьма Самсонович. Спасибо, навестили ссыльного.

– Здравствуйте, Никодим Кесарионович, – с достоинством поздоровался новый член тройки. – Разве вы ссыльный?

– Шучу, шучу! – вновь улыбнулся Латунин. – Разве можно на партию обижаться? Надо будет – поеду снова туда, куда царь меня посылал. Какие обиды? Заходите, гостем будете.

Товарищ Егоров проследовал в комнату и поудобнее устроился в предложенном любезным хозяином кресле.

– А я вот прессу почитываю, – продолжал тот. – Плохо, дорогой. Много врагов разных печатаете. Зачем печатаете? Разве наша великая партия уже не у власти?

Кузьма Самсонович хотел было сказать о политике плюрализма и демократии, но предпочел промолчать.

– Вот смотрю, – вел далее Никодим Кесарионович, – печатают этого писаку, юмориста хренова, которого я из союза писателей к черту выгнал. Я выгнал – а вы печатаете! И еще меня ругаете, зачем выгнал. А почему я его выгнал? Потому, что он не отражал интересы нашего великого народа. А зачем нам такие писатели? Нужны ли они? Нет, конечно, не нужны! Не хочешь писать для народа – убирайся к черту!

Кузьма Самсонович не мог не одобрить такой точки зрения, пожалев о том, что сам лишен возможности учить интеллигенцию подобным тоном. Латунин сразу показался ему куда более симпатичным, чем он ранее думал.

Тот, между тем, разделавшись со столь неугодным ему автором, перешел к более глобальным вопросам.

– Вы, товарищи, правильно говорите и пишите о демократии. Я всегда был за демократию, и каждый может подтвердить это. Только вот за какую демократию? Я был за пролетарскую демократию. А разве может пролетарская демократия походить на растленные западные режимы, где правят проклятые поджигатели войны? Нет, не может и не должна походить! Наша демократия – это единство, сплоченность народа вокруг его любимой партии. Вот тут крикуны ругают товарища Латунина за репрессии. Вы даже осудили меня на съезде. Конечно, я, как член партии, подчиняюсь решениям съезда и не спорю с партией и ее ЦК. Но подумайте, товарищ Егоров, если бы я не ликвидировал осиные гнезда заговорщиков и шпионов, могли ли вы сейчас строить ваше «плюралистическое общество»?

Кузьма Самсонович решил, что сейчас самое время заняться коньяком. Товарищ Латунин вполне одобрил идею, и беседа двух политических деятелей, сдобренная привезенным напитком, продолжилась.

Поздним вечером товарищ Егоров, дыша ароматами коньячного букета, прибыл на доклад к Сергею Михайловичу.

– Ну как? – поинтересовался тот. – Съездил? Постой, ты что, споить его решил, что ли?

– Тактика! – загадочно ответствовал Кузьма Самсонович. – Латунин – человек старого закала, к нему с лаской нужно… В общем, укротил я его. Обещал он партийной дисциплине подчиняться, а у тебя прощения просит за то, что погорячился. В общем, умный мужик, зря его наши писаки дьяволом изображают.

– Ладно, – одобрил товарищ Мишутин. – Укротил, и хорошо. Пусть книжки читает.

– А я вот что думаю, – продолжал товарищ Егоров. – Надо будет дать ему наш проект закона о демократизации. Пусть выскажется.

– Да ты что, Кузьма Самсонович! – возмутился Мишутин. – Ему? Латунину? Наш проект демократизации?

Следует заметить, что этот проект считался любимым детищем Сергея Михайловича. Новый закон должен был расширить гражданские права, демократизировать избирательную систему и создать прочные правовые гарантии от возможности злоупотреблений властью. Проект был уже широко разрекламирован в стране и за рубежом, и его принятие существенно укрепило бы как авторитет Великой Державы, так и лично товарища Мишутина.