Работа горя
вернуться

Полозкова Вера
Шрифт:

«гроза рыщет в небе…»

гроза рыщет в небе,свирепая, как фельдфебель,вышибает двери, ломает мебель,громом чей-то рояль, замычав утробно,с лестницы обрушивается дробно.дождь обходит пешимдороги над ришикешем,мокрая обезьяна глядит настоящим лешим,влага ест штукатурку, мнёт древесину, коробит книги, —вода выросла с дом, и я в ней снимаю флигель.голову на локоть,есть ли кому здесь плакать,твердь и так вминается, словно мякотьперезрелого манго и мажет липким,безразлична к твоим прозрениям и ошибкам;сквозь москитную сеткуглядит на вечность, свою соседку,седовласый индус, на полу разложив газетку,чистит фрукты и режет дольками, напевая«ом намо бхагавате васудевайя»города и числа, —больше никакого в тебе нет смысла,столько лет от себя бежала и вот завислатам, где категория времени бесполезна как таковая:ом намо бхагавате васудевайя.27 июня 2013. Ришикеш

птица

волшебнику, на день рождения

Мой друг скарификатор рисует на людях шрамами, обу —чает их мастерству добровольной боли. Просит уважатьеё суть, доверяться, не быть упрямыми, не топить еёв шутке, в панике, в алкоголе. Он преподаёт её как науку,язык и таинство, он знаком со всеми её законами и чер —тами. И кровавые раны под его пальцами заплетаютсядивными узорами, знаками и цветами.Я живу при ашраме, я учусь миру, трезвости, монотон —ности, пресности, дисциплине. Ум воспитывать нужноровно, как и надрез вести вдоль по трепетной и нагойчеловечьей глине. Я хочу уметь принимать свою больбез ужаса, наблюдать её как один из процессов в теле.Я надеюсь, что мне однажды достанет мужества отказатьей в её огромности, власти, цели.Потому что болью налито всё, и довольно страшною – изнеё не свить ни стишка, ни бегства, ни куклы вуду; сколькони иду, никак её не откашляю, сколько ни реву, никак еёне избуду. Кроме боли, нет никакого иного опыта, ею за —дано всё, она требует подчиниться. И поэтому я встаю назаре без ропота, я служу и молюсь, я прилежная ученица.Вырежи на мне птицу, серебряного пера, от рожденьяправую, не боящуюся ни шторма, ни голода, ни обвала.Вырежи и залей самой жгучей своей растравою, чтобпоглубже въедалась, помедленней заживала. Пусть онабудет, Господи, мне наградою, пусть в ней вечно таитсяискомая мною сила. Пусть бы из холодного ада, кудая падаю, за минуту до мрака она меня выносила.30 июня 2013Ришикеш

««Тут соло, про тебя второй куплет»…»

«Тут соло, про тебя второй куплет».Ей кажется, ей триста сорок лет.Он написал ей пять влюблённых песен.Она кивает, пряча лоб во тьму,И отвечает мысленно ему,Но более себе: «Труха и плесень».Он зной; зарница; певчее дитя.Он, кажется, ликует, обретяВ ней дух викторианского романа.И поцелуи с губ его текут,Как масло ги, как пенье, как лоскутСолёного слоистого тумана.Июль разлёгся в городе пустомКотом и средоточием истомИ все бульвары сумерками выстлал,Как синим шёлком; первая звезда,Как будто кто-то выстрелил сюда:Все повернули головы на выстрел.Спор мягкости и точного ума,Сама себе принцесса и тюрьма,Сама себе свеча и гулкий мрамор,Отвергнутость изжив, словно чуму,Она не хочет помнить, по комуСвоим приказом вечно носит траур.Она его, то маясь, то грубя,Как будто укрывает от себя,От сил, что по ночам проводят обыск:Ни слова кроме вежливого льда.Но он при шутке ловит иногдаЕё улыбки драгоценный проблеск.Её в метро случайно углядев,Сговорчивых и дерзких здешних девОн избегает. Пламенем капризнымПронизанный, нутро ему скормив,Он чувствует какой-то старый миф.Он как-то знает, для чего он призван.Так циферблат раскручивают вспять.Дай Бог, дай Бог ему досочинятьЕй песни эти, чтоб кипело всё тамОт нежности прямой, когда домойОна придёт и скажет «милый мой»И станет плакать, будто в семисотом.14 июля 2013. Ришикеш

«загадал, когда вырасту, стать никем…»

загадал, когда вырасту, стать никем.камер видеонаблюдения двойником.абсолютно каждым, как манекен.мыслящим сквозняком.как оступишься в биографию – сразу жуть,сколько предписаний выполнить надлежит.сразу скажут: тебе нельзя быть листок и жук.надо взрослый мужик.нет, я мудрый ящер, живущий среди пещер.иногда я склоняюсь к спящему под плащоми пою ему на ухо: мир бесконечно щедр.ты теперь прощён.19 сентября 2013

«завтра придёт, с невесомой девочкой, при костюме…»

и вот проснулись они и узрели что наги

и что зря встают пацанам поперёк дороги.

лев оборин
завтра придёт, с невесомой девочкой, при костюмепосмотреть, как я буду трещать костямистанут, глядя, как шкура ходит на мне буграмикомментировать фоточки в инстаграмезавтра выскажется новая привередао моей духовности дауншифтерского изводаничего личного, встань, паши, ломовая лошадь,тут не только тебя, тут самих себя не умеют слушатьзнай прокладывай борозду, сей, не спрашивай урожая,ремесло спасает своих, само себя продолжаячто бы они все ни орали, как бы ни доводили,ты неуязвима, пока при деледля того нам и дали тяжести, даже боли,чтобы мы что-то весили.не упали.4 октября 2013

«а на первый взгляд, мёртвые берега: ни геолога, ни ночлега…»

ване алексееву

а на первый взгляд, мёртвые берега: ни геолога, ни ночлега,только вьюга, дорога, каторга, кали-юга;всякая книга – «десять столетий снега»,всякая песня – «где нам искать друг друга».но как боль неостра, бери к роднику канистры,как стемнеет, пой у костра про года вёрсты;женщины хохочут так, что вокруг рассыпают искры,и глядят на тебя как сёстры.кроме нефти, тут разной скани есть и финифти,рюмочки готовьте, на скатерть ставьте;старики прозрачны, как детский палец на кнопке в лифте,всё тебе расскажут и о вожде, и о космонавте.медицина здесь угрожает здоровью, врачи – леченью,бездна часто подходит к самому изголовью,между мифом и явью много веков кочевье,постигаемое не логикой, но любовью.но как боль неостра, сразу кажется: столько детства,столько мудрого юмора, горестного богатства.стоит, чудится, пообвыкнуться, оглядеться —и всему пригодится,сбытьсяи оправдаться.24 ноября 2013

«сутулые, в темноте…»

сутулые, в темнотеещё посидим вдвоём.признаем, что мы не те,за кого себя выдаём.комнату, где спим,мебель и весь хламвытащим из-за спин,разломим напополам.будет тугой кому каждого в рюкзаке.прощаются на какомчёртовом языке?том же, что был мал,весел и необжит,если соединял?им же и надлежит:мы были близкитак, что и свет мерк.сразу в конце тоски —поезд наверх.2 января 2014

«вскинуться на конечном контроле…»

вскинуться на конечном контроле, в безлюдном солнечном терминалегосподи, какую мы чушь пороли, как чужую про нас прилежно запоминаликак простые ответы из нас вытягивались клещамисколько чистого света слабые хрусталики не вмещаличто за имена у нас бились в височной доле, почему мы их вслух не произносилисколько мы изучили боли, так ничего не узнав о силемаялись, потели, пеклись о доме и капитале,пока были при теле, рожали бы и ваяли, но мы роптали,пересчитывали потери под нарастающий жадный рокот,ничьей помощи не хотели, не позволяли больного трогатьподрывались в запале производить килотонны пылишибко много мы понимали, покуда нас не развоплотилитак послушай меня, пока не объявлен вылет,пока дух из меня, как стакан кипятка, не вылит,но пейзаж подтаивает, как дым, не рождает эхадля меня ничто не было святым, кроме твоего смехаон вскипал, что-то горькое обнажив, на секунду, малостья был только тогда и жив, когда ты смеялась21 марта 2014