По крайней мере, я снова могла ясно мыслить. Дрожа, я отступила назад и повернулась к нему лицом.

— Мне это уже непривычно.

Его глаза сверкнули.

— У меня сложилось такое впечатление, когда ты сказала, что собираешься утопить весь мир.

— Я и не заметила, что произнесла это вслух, — в моей голове вспыхнул образ тел, плавающих в мире ледяной воды. — Мне не следовало возвращать всю магию.

Салем улыбнулся и убрал меч в ножны.

— Но разрушение, которое ты могла бы учинить, было бы потрясающим.

— Возможно. Но у меня есть дела поважнее, чем разрушение мира, — «крутить обруч, слушать пластинки Элвиса… вырезать сердца морским стеклом». Всякие забавные занятия. — Что ты сделал с моей магией?

Салем поднял руку, и на одном из его пальцев блеснуло кольцо. Вокруг него сверкала зелёно-голубая магия.

— Она здесь, если понадобится.

— Наверное, будет лучше, если я не стану к ней прибегать, — пробормотала я. Я оглядела ледяной пляж вокруг нас.

Оссиан стоял, обхватив себя руками и стуча зубами. От мороза его брови побелели.

— Чуток переборщила, Аэнор, — проворчал он.

Салем подошёл к одному из замёрзших фейри и опустился на колени. Он осмотрел предплечье солдата, покрытое льдом. Подойдя поближе, чтобы заглянуть ему через плечо, я увидела, на что он смотрит. Это была татуировка подо льдом — трезубец, окружённый змеёй, поедающей свой хвост.

— Ты случайно не знаешь, что это за символ? — спросил Салем. — Похоже на символику морских фейри.

Я знала. Это символ Мерроу.

— Мерроу пытается помешать тебе получить то, что ты хочешь. Он знает, что ты на правильном пути.

Салем бросил на меня резкий взгляд.

— И ты понятия не имеешь, как они догадались прийти за нами?

— Он могущественный колдун. Я уверена, он предвидел наш приход вне зависимости от того, предупредил его кто-то или нет.

К несчастью, Мерроу, возможно, будет пытаться убить нас на протяжении всего нашего путешествия. Как мне передать ему сообщение?

— Как удобно для тебя, что он бросил это препятствие на моём пути, — голос Салема был мрачен, как полночь.

Я указала на тела.

— В каком месте это удобно? Я только что убила их всех. Я ничего не получила из этой ситуации, кроме того, что я только что разозлила могущественного колдуна.

— Возможно, — он взглянул на океан, на медленно стихающее бушевание волн, потом сунул руки в карманы. — Тогда продолжай. Скажи мне, где найти Мерроу.

Я начала заходить в ледяные волны. В океане мои конечности расслабились, оставив после себя лёгкое гудение. Море успокаивало мои усталые ноги, и оно обволакивало меня, когда я погружалась в него.

Когда я снова погрузилась под волны, домой, музыка океана запела вокруг меня. И мне просто нужно было нацелиться на звук Мерроу.

Проблема в том, что тут столько всего, целый разросшийся оркестр звуков, и почти невозможно найти правильную песню. Море наполняли волшебные существа — русалки, шелки [4] , моргены вроде меня. Их музыка вибрировала вокруг.

Я помнила, как звучала песня Мерроу, но его гармония терялась в шуме.

Тем не менее, у меня имелся способ добраться до одного конкретного человека. Мне просто нужно принести небольшую жертву богу моря.

Боги любят жертвоприношения.

Я шарила по дну, пока не нашла острый кусочек ракушки. Я схватила его с камней и поплыла дальше в холодный океан. Лучи лунного света струились сквозь волны.

В основном, боги были охочими до эмоций придурками, которые жаждали доказательств преданности в виде мёртвых коз, драгоценных камней или девственниц, брошенных в вулканы. Они питались драмой и страданием.

И да, я могла бы попросить их доставить меня к той клетке души, но это не являлось моей настоящей точкой назначения.

Так уж вышло, что у меня только что закончились козы и девственницы. Но я могу предложить свою собственную кровь.

Я взяла осколок ракушки и потянулась к бедру. Я рассекла его, слегка поморщившись, когда ракушка порезала мою кожу. Моя кровь собралась в лужу и заклубилась в тёмной воде.

Я начала напевать мелодию — песню Мерроу, хранящуюся в моём мозгу даже спустя столько лет.

«Бог моря, помоги мне услышать эту музыку, которую я ищу».

Я напевала громче, представляя его так живо, как только могла — его старую сутулую фигуру, покосившуюся красную шляпу, узловатый деревянный посох.