Шрифт:
Дамир отчетливо уловил сарказм в моем голосе и поморщился, окатив меня волнами раздражения и негодования.
— Прекрати херню молоть! Я вовсе не это имел в виду…
— А что тогда?
— Да то, что ты должен хотя бы объясниться, Секирин!
— А что объяснять, Дамир? Я мертв, нет больше такого человека. Никто к тебе не приходил и с тобой не разговаривал. Это понятно?
Галлиулин вперился в меня таким злобным взглядом, что я уж было подумал, будто он взбрыкнет и пошлет меня лесом. Однако майор неожиданно выдохнул и развалился в кресле, будто внезапно опьянел. Он полез в карман за сигаретами и сразу же закурил, не спрашивая разрешения.
— Почему, Серёга? Зачем все это было нужно? — От его начального задора не осталось и следа. Сейчас рядом со мной сидел невероятно усталый и эмоционально выгоревший человек, слепо смотрящий в одну точку.
— Зачем? Ты серьезно, Дамир? — Почти натурально удивился я. — Ты успел забыть, что из-за ваших ментовских игр, на меня началась целая охота? С собаками, флажками и загонщиками, понимаешь? И чем дальше, тем хуже. Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти за эти месяцы, И ЧТО ИМЕННО мне приходилось делать, чтобы задержаться на этом свете?!
— Извини… — от моей излишне эмоциональной отповеди полицейский совсем стушевался, — это ведь из-за меня все началось… у меня действительно нет права требовать от тебя что-либо.
Ну вот, посыпаний головы пеплом мне еще сегодня не хватало! Но прогресс налицо, меня он уже ни в чем обвинять не пытается.
— Забей, мы с тобой это обсуждали еще в «Стекляшке», настоящий виновник всего этого сейчас лежит в коме. Кстати, как он там?
Я был рад, что Галлиулин почти сразу сам завел тему про вину, а не мне пришлось подводить к ней. Я Сухова не простил, и прощать не собираюсь… а даже если бы и случилось такое чудо, то за его опасные догадки оставлять его среди живых было бы моей самой большой ошибкой.
— Да как-как… хреново. Лежит в коме, состояния тяжелое, прогнозы неопределенные. Вроде говорят, что шансы его пятьдесят на пятьдесят, даже с учетом того, что к нему приставили лучших медиков. По слухам, даже откуда-то из Новосибирска бригаду военных хирургов вызвали, да только все без толку.
— Хм… звучит просто прекрасно.
Майор бросил на меня неодобрительный взгляд, но ничего не сказал. Он понимал, что у меня есть достаточно веские причины для ненависти к генералу.
— Дамир, — сказал я, опуская немного боковое стекло, пытаясь запустить свежий воздух и проветрить табачную вонь в салоне, — мне нужно снова увидеть Свиридова.
— Зачем это тебе?
— Затем, что я хочу найти всех, кто пытался меня убить.
— И что ты тогда сделаешь?
Я глянул на Дамира так, что он аж икнул от моего взгляда, чуть не подавившись очередной затяжкой.
— Послушай, Серёг, — пробормотал он, словно оправдываясь, но при этом испытывая какое-то постыдное чувство облегчения, — ничего не получится, потому что тело Свиридова выдали его супруге. Как только Сухов… попал в больницу, назначили исполнять обязанности его заместителя. И тот сразу распорядился отдать тело для погребения.
— Сразу, говоришь?
— Пожалуй, что да. Это буквально было самым первым распоряжением. Но его понять вполне можно, он-то во всю эту паранормальщину не верил и считал откровенным вздором. А сроки мы уже нарушили все, какие только можно, и Шулегина просто покоя нам не давала, осаждая Управление со своими адвокатами и бомбардируя всевозможными кляузами. Пока был Сухов, как-то еще отбивались от нее, а без него… вышло, что вышло.
— А кто такая Шулегина?
— Шулегина-то? Это жена Свиридова. Она после его смерти вернула себе старую фамилию.
— Ясно… — я ничего не стал рассказывать о своих внезапно появившихся подозрениях. Полагаю, Дамир и сам уже имел определенные мысли на этот счет. — Значит, Свиридова уже похоронили?
— Да, еще до нового года.
— А где?
— Где-то на Ваганьке, я точно не знаю. Просто упоминали где-то в сводках, потому что на похоронах был аж сам премьер министр, и многих отправляли туда на усиление.
— Отлично. Значит, вопрос лишь в том, где его могила. Это многое упрощает…
Мы ненадолго замолчали, раздумывая каждый о своем, пока Дамир не решился спросить.
— Серёг, как ты дальше будешь жить?
— Я еще не думал об этом, и, наверное, не скоро в этом направлении буду размышлять…
— Может, еще не поздно все изменить к лучшему?
— К какому лучшему, Дамир? Одни меня пытались убить, а другие, вместо помощи, упекли за решетку. Что конкретно я могу изменить? А главное как я буду объяснять наличие в том самом запаянном гробу обгоревшего тела?
Галлиуллин сконфуженно замолчал, не находя ответа на мои слова.
— Молчишь? Вот то-то и оно, Дамир. Я тоже не знаю, как это сделать без крови.