Через неделю после этого к нам и пришел дядя Арсен, мысленно я называла его именно так. Он пришел обсудить дела без приглашения, был зол на отца за его долги.

Я накрыла стол и пригласила мужчин к ужину, как распорядился отец. Но в тот раз он попросил меня остаться, покушать с ними. Мне было приятно, лестно, показалось, что так он хочет немного загладить свой жестокий поступок. Если бы я тогда могла представить, чем закончится этот ужин.

В тот день я с таким важным видом слушала об их делах, что не замечала двусмысленных взглядов Алиева и не предала значения его брошенным словам:

– Совсем уже взрослая, готовая стать женой…

Если бы я могла найти своего брата, то он помог бы мне. Мы не были близки, но после смерти матери, он единственный кто заботился обо мне. Он говорил, что я напоминаю ему маму…

– Аня. Ты меня слышишь? – погрузившись в воспоминания даже не заметила, что мужчины смотрят на меня, как на умалишенную.

– да. – говорю я, краснея.

– Фотографируй ее.

Мужчина взял фотоаппарат, который все это время лежал на журнальном столике.

– Встаньте, пожалуйста, у белой двери. – он обратился ко мне на Вы, и меня это расположило к нему, я немного успокоилась. Мне не причиняли физической боли и не унижали прилюдно.

– Можно расчешусь? – мой вопрос привёл их в замешательство. У Майлза от гнева даже желваки заиграли, я сглотнула, пожалев, что спросила вообще.

– Так сойдёт. – процедил он. Я стала напротив двери, распрямляя плечи.

– Новый паспорт привезу завтра в обед. Сам понимаешь его распечатают то в Москве сегодня, завтра зарегистрирую официально, а потом на самолете еще…

– Давай быстрее уже… - Майлз стянул футболку. Рана, нанесённая Альбиносом, покрылась коркой запекшейся крови. Он посмотрел на нее с безразличием, даже скучающе.

Фотоаппарат щелкнул, оповещая, что фото сделано. Мужчина поспешил ретироваться, чтобы не досаждать Майлзу, который ходит по номеру, как тигр по клетке. Мне очень хотелось последовать за ним, не оставаться с диким хищником наедине.

– Что со мной будет? – робко прошептала я, продолжая жаться к двери и не решаясь сделать и шага. Он так и не сказал, зачем я нужна ему, поиграть и выбросить? Сколько ему нужно времени?

– Зависит от того, что ты мне расскажешь. – он цокнул языком, не глядя на меня, доставая из пакета одежду. Часть из нее была мужской, а часть женской. Его люди позаботились даже об этом. – Зачем ты пришла ко мне ночью?

Я пришла к нему ночью? Что за чушь!

– Я не приходила… - жалобно выдавила я из себя. Майлз выпрямился и гневно посмотрел на меня, он не выглядел как лжец. Господи. Что же было? – Я не помню… Ничего не помню… Я легла спать у себя, как обычно, а проснулась уже у Вас… голая… и…

Мне трудно было произносить вслух при нем слова «секс» и «лишилась девственности».

Не было похоже, что он поверил мне, лицо оставалось таким же подозрительным и раздражённым. А внутри меня нарастала паника. Майлз продолжал утверждать, что я сама к нему пришла и не было похоже, что он решил меня обмануть. Он не был похож на человека, который не может сказать прямо о своих намерениях. Например, что он и сделал пару минут назад.

– Ты хочешь сказать, что не помнишь, как пришла ко мне, представилась Яной и буквально сама заскочила на мой член? – Майлз надвигается на меня, он лишь подходит ближе, сокращает дистанцию, а мне кажется, что на меня надвигается каменная плита, сдавливает грудную клетку, вот-вот ребра сломаются под давлением.

– Я не заскакивала ни на чей член. – уверенно говорю я, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах я бы не сделала такого. У меня другое воспитание. – Вы не знаете меня, ничего не знаете обо мне и не можете судить… Пьер солгал, в больнице работала медсестра Яна, я знаю ее, она приносила мне лекарство… Я не знаю, зачем он сделал это, она хорошая девушка! Может быть он хотел защитить ее от Вас? Возможно, Вы спутали меня с ней!

– Действительно. Скорее всего. – Майлз становится таким добродушным, расплывается в улыбке и мне становится сразу же лучше, расслабляюсь, улыбаюсь ему в ответ. Когда он так улыбается – само очарование. Но его лицо резко меняется, становится жёстче, искажается до жути, его ледяной голос сковывает, режет без ножа: – Ты меня совсем за идиота держишь? Тебе удалось меня обвести меня вокруг пальца в прошлом, когда я под лекарством, но вчера я видел тебя голую, исследовал каждый сантиметр твоего тела, пробовал на вкус тебя, Колибри. Накачал спермой по самые уши. Я узнаю тебя из тысячи… Девушка, разносившая лекарства, с выдуманным именем и ты – одно лицо, одни гребанные веснушки на двоих и шрам на ноге в форме полумесяца. Очень настоятельно тебе рекомендую начать говорить правду, потому что я начинаю уставать. Тебе придётся хорошо поработать, чтобы меня расслабить, успокоить и уверить, что ты можешь говорить правду!

Странные, дикие ощущения накрывают меня с головой. Его терпкий запах на меня действует завораживающе. Он дурманит, запах мужчины. Тело обдаёт жаром. Каждый синяк на моем теле начинает пульсировать, жилы горят, по ним с бешеной скоростью течёт кровь, подгоняемая адреналином.

Слишком близко. Интимно и не привычно.

– У Вас галлюцинации, от сильных препаратов такое бывает. – сама не понимаю, что несу. Я и вправду это слышала на занятиях, один из побочных эффектов сильнодействующих обезболивающих. Цепляюсь за любую ниточку, которая может объяснить происходящее.