– Я не приглашал тебя за свой стол. – процедил Майлз. Удивительно, как этот человек меняется как хамелеон. Пару минут назад в лифте от его улыбки таяла итальянка, он был само очарование, а сейчас он был похож на голодного волка, который увидел кусок мяса, осклабился. – Я даю тебе две минуты, убрать свою жопу из этого ресторана, иначе работникам отеля прийдется хорошенько постараться, чтобы отскрести твои мозги от пола.

Я чувствую, как Али под столом накрывает мою руку своей, вкладывая скомканную бумажку. Его холодные руки очень контрастирует с моими, они обжигают меня.

Это записка! Он знает все. Я благодарно сжимаю ее, стараясь не выдать свои чувства. Его, наверное, подослал брат, чтобы он помог мне. Эта мысль греет меня изнутри.

Отец никогда не любил Али, он бы не стал его просить помочь мне, а вот брат… по телу разлилось приятное тепло, я очень соскучилась по единственному родному для меня человеку, где бы он не был.

– Ты слишком много на себя берешь. Эта девушка мне, как сестра, отпусти ее.

Сердце бешено бьется. Время, как будто, немного замедляется, люди вокруг нас даже не подозревают, как накаляется вокруг нас атмосфера, любой неверный шаг и прольётся кровь.

– Эта девушка принадлежит мне.

Неприятно, когда о тебе говорят, как о вещи. Я сжимаю бумажку и задираю платье, запихиваю ее в трусы. Если Майлз увидит ее, то отберёт, а так я смогу прочитать в туалете, что там написано. Али поможет мне убежать, а брат защитит меня от всех, даже от отца.

– Она не может тебе принадлежать, ее отец обещал другому. – меня удивляет осведомленность Али. Меня вообще удивляет он. Он сильно возмужал, все его черты приобрели с возрастом огранку. Ни осталось вспыльчивости, только холодная уверенность в себе.

Официанты принесли заказ, раскладывая его перед нами. Блюда пахли очень соблазнительно, но в моем горле образовался ком и пропал аппетит. Есть совсем не хотелось. Майлз же взял в руки нож и вилку, его совсем ничего не смущало. Весь его вид говорил о том, что Али не более, чем назойливая букашка.

– Она испорчена. – наконец сказал он. – Я лишил ее девственности. По Вашим обычаем это означает, что она теперь принадлежит мне. Может быть я захочу ее отдать Алиеву, когда наиграюсь, но пока она остается у меня. Твоё время вышло, Али. Я могу подать сигнал своему человеку, и он заставит твоё сердце остановиться.

Слова Майлза потрясли меня. Оглушили. Я задохнулась от стыда перед Али, когда он сказал, что я испорчена, больше не девочка. Все. Он сказал так лучшему другу моего брата. Краска залила меня.

По нашим обычаям я и вправду испорченная. Позор для отца…

Сначала я не поверила ему, когда он сказал, что может убить Али, но он поднял руку с вилкой и сделал круговое движение, на рубашке Али засветилась красная точка оптического прицела, такое я видела в кино. При виде мерцающей точки я забыла, как правильно дышать, давясь воздухом.

– Нет, пожалуйста! – зашептала я, закрывая собой Али, готовая умолять этого страшного человека не трогать его. По щекам потекли слезы. Друг моего брата не мог пострадать из-за меня.

– Успокойся, Аня. Все хорошо. – Алихан же оставался спокоен, он немного отодвинул стул и перед тем, как встать, очень быстро и тихо, так чтобы нас никто не услышал и прошептал: - Будь осторожна, он уже нанёс вред твоему брату.

Делая шаг в номер, я словно подписываю себе приговор. Он не просто так забрал меня. Браслет на ноге тому подтверждение. В его голове нет границ дозволенного, он считает, что ему все можно.

Мне хотелось у него спросить все, какое он имеет отношение к моему брату, что он знает об Арсене Алиеве и что хочет от меня. Но скажет ли он мне правду?

Если утром мне казалось, что все произошедшее – ошибка, то сейчас я ничего не понимаю. За чередой нескончаемых событий у меня не было времени даже задуматься о потере девственности. Я словно стояла на разгрузке фуры, в меня бросали тяжелые мешки, оглушая и сбивая с ног, я даже не успевала подняться и прийти в себя, получая постоянно очередным мешком по голове.

Майлз закрыл дверь, отложив ключ от номера в сторону. Для него я была лишь птичка в клетке, которую он окольцевал и присвоил себе. Колибри. Так он меня называл.

Бумажка в трусах натирала кожу, горела, нужно скорее прочитать, что там написано. Я неуверенно, стараясь выглядеть, как обычно, направилась в туалет.

– Ты куда? – его голос заставил меня подпрыгнуть. В его вопросе не было ничего ничего не обычного, как и в моем желании сходить в туалет. Из меня актриса была еще та, лгать не умела с детства.