Когда все закончилось, Берт почувствовал сильное желание что-то предпринять. Он надел галстук и пиджак, вышел на улицу, осторожно прошел сквозь толпу и направился в полицейский участок.

Берт, актер по профессии, подошел к сержанту и представился юристом – рассказал, что якобы прибыл из Нью-Йорка, чтобы представлять интересы молодых людей, которых только что арестовали. Берт шел на риск, надеялся, что в тот поздний час никто не станет звонить в Нью-Йорк, чтобы проверить его полномочия, и оказался прав. Он вытащил студентов из отделения, доставил их в больницу и при этом умудрился сам не загреметь за решетку.

Я часто думаю о Джордже и Берте и удивляюсь, как у них хватило смелости на эти добрые поступки. Более двадцати пяти лет я пытался понять, что помогает нам общаться открыто и четко, избегая недоразумений, и понял – людьми движет эмпатия. Из этой книги вы узнаете об этом явлении подробнее.

Хелен Рисс – эксперт в этом вопросе. Когда мы познакомились, я наконец-то понял, чем руководствовались мои смелые друзья. Они ощущали эмпатию.

Но что же такое эмпатия? Пытаясь определить это свойство, многие выдвигают весьма противоречивые определения. Некоторые говорят, что эмпатия – это сострадание, другие считают, что она – лишь ступень к состраданию и ничего более. А третьим кажется, что эмпатия – нечто врожденное, сколько ее дано от рождения, столько и будет всю жизнь. Одни думают, что эмпатии учатся в детском возрасте, а другие – что ей вообще нельзя научиться.

Хелен Рисс обращается к этой какофонии голосов и заставляет ее утихнуть. Она знает, что эмпатии можно научить, потому что сама этим занимается и изучает явление предметно. Эффективность ее метода проверили уже тысячи медицинских работников. Повышение уровня эмпатии было задокументировано и отражено в результатах научных исследований.

Доктор Рисс работает с фундаментальной чертой человеческой натуры.

Ученые, исследовавшие отличие человека от животного, говорили мне, что эмпатия играет огромную роль в «построении» нашей личности. Она позволяет нам «читать мысли» других людей или, если не ударяться в поэтические формы, – видеть мир глазами другого человека, воспринимать собеседника максимально полно. Возможно, именно эмпатии человечество обязано тем, что до сих пор не уничтожило само себя.

Эмпатия не только помогает в беседах; в ней нуждаются и бизнесмены, и политики. Без эмпатии, не зная, что по-настоящему интересует человека, мы не сможем убедить его, что наше предложение соответствует его личным интересам.

Неудивительно, что многие проявляют интерес к этому свойству, столь полезному сегодня. В нашем языке слово «эмпатия» используется всего около ста лет, хотя писатели и философы изучают этот феномен уже долгое время.

Уолт Уитмен [3] , размышляя о том, как страдания одного человека могут повлиять на состояние другого, писал: «Я не спрашиваю раненого, как он себя чувствует. Я сам становлюсь раненым». Мы понимаем, что чувствует другой человек, если сами испытаем подобные чувства. В каком-то смысле, наши собственные чувства – линза, через которую мы смотрим на чувства всех остальных.

Как говорил Дэвид Юм [4] : «Ум одного человека – зеркало ума другого». Эта мысль восходит по меньшей мере к Гомеру, который еще в восьмом веке до нашей эры писал, что его сердце с годами научилось светиться при виде счастья других людей и таять при виде их горя.

Эмпатия и сострадание – разные вещи, но трудно представить одно без другого. Похоже, что эта связь имеет ключевое значение для всех нас – мои друзья были готовы пойти на риск ради безопасности людей, которых даже не знали.

Что позволяет нам общаться с другими людьми? Что помогает нам работать вместе? Как научиться сотрудничать бескорыстно? Какая сила может подтолкнуть нас к лучшей версии самих себя? Как нам приобрести это важнейшее свойство, которое ведет к процветанию? Ответ находится в этой книге.

Почему эмпатия?

Когда я училась на первом курсе медицинского факультета Бостонского университета, д-р Ричард Чейсин, наш профессор психиатрии, решил наглядно показать, что произойдет с семьей, если кто-то из ее членов получит психологическую травму. Он вооружился стульями, составил их в круг и объявил, что каждый стул символизирует человека. Если из круга убрать один стул, проблема ложится на всю семью – нарушается стройная система, домашним приходится разбираться с эмоциями и последствиями психологической травмы родственника.

Тогда я поняла, что дома все не так плохо: наша семья не была уникальным явлением, как мне казалось до сих пор. Было большим облегчением узнать, что с самого детства моя личность формировалась в соответствии с ключевыми компонентами эмпатии.

Мои родители переехали в Соединенные Штаты банкротами – они потеряли все, что имели, во Второй мировой. Папе было четырнадцать лет, когда для его семьи закончилась привилегированная жизнь – отца с двумя сестрами отправили в лагеря, а их родителей казнили. Семья мамы тоже прошла через подобное – у них отобрали дом и все имущество, потом заключили в исправительно-трудовые лагеря. В одном из этих лагерей умер ее отец. Такова мрачная история нашей семьи. Она висела над нами, как занавески на окнах дома – свет проникает в помещение, но тени никуда не исчезают.

Мои родители были протестантами немецкого происхождения. Их предки переехали в Югославию в начале XIX века и мирно жили в долине Дуная до конца Второй мировой войны. При режиме Тито [5] они попали под этническую чистку, подразумевавшую выселение немцев и других «нежелательных» групп. Ирония судьбы состояла в том, что с немцами при режиме Тито поступали, как с евреями и другими несчастными по всей Европе при Гитлере – их выгоняли из домов и отправляли в концлагеря. На протяжении истории жертвами подобных безжалостных режимов стали миллионы людей. О судьбах многих из них мы до сих пор ничего не знаем.