Шрифт:
— Мы приближаемся к храму суров. Будь внимательна, — предупредил он, сам не зная чего ждать.
— Храму? Тому самому, у которого нет входа?
Мне хотелось знать больше, и Марс кивнул.
— Да, в его чаше есть вход. Асуры знают о нем. Но не могут получить доступ. Как ты сама понимаешь, суры позаботились об этом. Люди тоже туда не лезут из-за сильного чувства страха, возникающего каждый раз при приближении.
Он не договорил, изменившись в лице.
В кабине пилота раздались выстрелы, приглушенный вой и взрыв, задний люк грузового отсека медленно начал подниматься, впуская внутрь свист воздуха и ветра, шум работающих двигателей.
Марс только успел увидеть, как мое испуганное лицо исказилось от узнаваемой картинки. Я уже видела это дважды. Большое желтое облако прожигало перегородку между кабиной пилотов и отсеком. Значит, скоро будет взрыв.
Губы Марса вонзились в мои, срывая поцелуй, одновременно он толкал меня к зияющей пустоте небесного пространства. Отчего я, пискнула, ощущая движение в опасную сторону, распахнула глаза, пытаясь уйти от поцелуя, затормозить под его неумолимым напором.
— Назад. Прыгай. Найди Пику, отыщи вход. Это твой единственный шанс. Там действуй по обстоятельствам.
От его слов я обалдела. Побледнела, а в глазах застыл ужас от осознания нужного прыжка и каких-то поисках.
— Я боюсь высоты!
Отрицательно замотав головой, ища поддержки, сочувствия, да хоть какого-нибудь понимания. С такой высоты?! Я умру. Сдохну. Были, конечно, случаи, когда люди оставались живыми, падая и с десятитысячной высоты, но на то они и исключения, что лишь подтверждают правила. К тому же я уверена, что такое исключение могло произойти с кем угодно другим, но не со мной.
— Я не-нее смо-гу. Я погибну!
Меня буквально затрясло, по лицу текли слезы, по ногам заструились влажные позорные струи мочи. Хотелось выть и умолять одновременно. Все слишком быстро.
— На четыреста метрах открывай парашют.
— МАРС!!! Я же не асур. Слишком высоко для людей.
На секунду наши глаза встретились, и в его решительном взгляде проскользнуло нечто удивительное, уверенное. Он выпрямился, удерживая мое тело одной лишь рукой, на самом краю воздушной пропасти, второй же крепко держась за край самолета.
— А ты и не человек, Милена, — улыбнулся он одними лишь глазами и резко толкнул меня прочь из салона.
В смысле не человек? Он что, издевается?
Мысли об этом и о чем-либо еще мгновенно испарились, как только тело за бортом самолета понеслось вниз к земле.
Оказалось, невероятно холодно летать в мокром комбинезоне. А когда в ушах свистит, а сердце бьется так, что еще немного, и ветер вырвет его из бесполезной груди, тем более. Я бы лишилась сознания, если бы не рассекающие, хлесткие удары в лицо.
Самолет резко, почти перпендикулярно повело вниз, и свалившаяся в штопор машина с ужасным гулом, перекрывающим вой воздушных масс, начала катастрофически быстро стремиться к земле.
Требовалось восстановить дыхание, но на высоте не хватало кислорода. Я лишь видела со стороны, как машина невероятным усилием вышла из смертоносного падения, пошла ровно, но ее болтало, мотало из стороны в сторону. Там на борту что-то происходило.
Следующие минуты я беспрерывно смотрела то вниз, то на высотомер, то на самолет. Если бы не шок, я бы мучилась от дикого холода, сводящего судорогой мышцы, обжигающего лицо беспощадными порывами настолько грубо, что казалось, с лица дерут кожу. От перенапряжения полопались сосуды в глазах, но несмотря на боль от света, я продолжала смотреть. Пока не увидела стрелку на желтом сегменте циферблата, затем на оранжевом и последнем — красном. Пятьсот метров до земли.
Что есть силы потянула за клапан, и тело резко отбросило верх, словно кто-то дернул его за шкирку и подвесил в воздухе. Теперь спуск приобрел невесомость и плавность. Земля неумолимо приближалась, заставляя мозг лихорадочно вспоминать кадры просмотренных передач о парашютном спорте. Ноги не оказались готовы к столкновению с твердой основой. Неудачно упав, я кубарем покатилась, ощущая с какой бешеной силой ветер тащит дальше, царапая и садня тело о камни.
С трудом через боль удалось вспомнить, что нужно отстегнуть ремни. Наконец отстегнув стропы, замерла и смогла позволить себе роскошь не шевелиться. Обессиленная, я растянулась на теплой земле, не имея в голове ни одной мысли, ни чувствуя собственного тела. Ничего. Только дыхание и полное непослушание резко отяжелевших конечностей.
Ветер шелестел травой, в небе безмятежно, никуда не спеша, плыли молочные облака и больше ни звука. Ни одного. Хотелось закрыть глаза и уснуть. А проснувшись, узнать, что все случившееся только сон.
К сожалению, все было не так. Огромным усилием воли, со стонами и матом, я заставила себя сесть и осмотреться в поисках подножия Пику. Понимая, как ненавижу всех суров и асуров вместе взятых. Ведь так хорошо жилось в Бурятии, никого не трогала, и меня никто не трогал. Затеяли же власти рок-фестиваль. Занесло же туда асура. Гады непрошенные.