Надо сказать, Фёдор Гаврилович долго выжидал прежде, чем решился прибегнуть к своей отцовской власти. И однажды за разговором в обеденную пору обмолвился:

– Пора тебе, сыне, остепениться. Мужику на Руси не обойтись без бабы!

Юноша тогда покраснел и в смущении отвечал:

– Батя, мне и пятнадцати годков не стукнуло.

– У Ивана Григорьевича в девках ходит дщерь Глаша, – ныне вечером пойдём её сватать! – строго по-отцовски сказал Фёдор Гаврилович.

– Батя, – взмолился юноша, – погодь чуток, дай срок – я найду себе невесту по любви.

– Мы с твоей матерью о любви не говаривали, а прожили душа в душу не один десяток лет… Довольно! Идём вечером… – гневно прикрикнул на него Фёдор Гаврилович, но опосля, подумав, добавил. – Даю тебе месяц сроку, а коли не сыщешь себе невесты, я тебе найду её!

Неделю спустя Василий пас отцовское стадо. И надо же было случиться оказии, – пропала овца… Долго бродил юноша по лесам и полям, но скотинка как сквозь землю провалилась. Он поворотил назад, однако в сумерках сбился с пути. Старые лапотки поистёрлись, онучи одырявились, ноги о камни окровенились. Шёл Василий, оставляя красные следы, и вдруг где-то совсем близко послышался вой… Сердце у него в груди забилось сильно-сильно.

– Набегут, проклятые, и погубят душу мою! – вскрикнул юноша и бросился бежать, куда глаза глядят. Ветви хлестали его по лицу, – он падал, спотыкаясь о пни да колоды. Но вот вдали замерцали огоньки. Надежда затеплилась в сердце Василия.

– Люди, – воскликнул он, – помогите!

Впереди показались крестьянские дворы и избы.

– Село аль весь 47 , – пробормотал юноша и бросился навстречу неизвестности. В открытом волоковом окошке светил огонёк. И тогда Василий прошмыгнул в сени, отворил дверцу в горенку и остановился в нерешительности на пороге.

В избе горела лучина, и лампадка теплилась в красном углу. На лавке за рукодельем сидела девица с тёмно-русыми власами, ниспадавшими до пояса, и венцом на голове: в руках у неё была иголка с ниткой, а на коленях – куски льняной холстины.

Девушка подняла тёмные, словно угольки, глаза свои и с любопытством взглянула на незваного гостя.

– Я… искал овцу из стада отца своего да… заблудился, – несмело промолвил юноша, забыв поклониться. – Могу я повидать хозяина дома сего?

– Батюшка и братец к бортям отошли засветло, до сей поры не воротились, – улыбнулась девица. – Проходи, Вася, будь гостем дорогим!

Она убрала в сторону рукоделье, поднялась и поклонилась юноше в пояс.

– Тебе ведомо, как звать меня? – удивился он. Девушка, не отвечая, принесла ушат с водой и, взяв его за руку, ласково промолвила:

– Садись, Вася, на лавку, и позволь мне омыть твои болезные уставшие ноги…

«Я сплю, и мне всё это снится!», – подумал юноша, чувствуя прикосновение нежных рук. Вода в ушате окрасилась в красный цвет.

– Скажи мне, я сплю? – спросил Василий, глядя на девицу заворожённым взором. Та рассмеялась, вытирая убрусцем ноги его.

– Отчего ты смеёшься? – смутился он.

– Потерпи чуток, милый, я помогу тебе, – молвила девица и скрылась в чулане.

«Кто она? – растерянно думал юноша. – И откуда ей ведомо обо мне?»

Девица вскоре вернулась с горшочком в руках и поставила его на лавку.

– Что сие? – осведомился юноша, увидев нечто белое, похожее на молоко.

– Снадобье, – отвечала девица.

– Ты ведаешь, как лечить?

– Матушка обучила меня премудрости сей!

Девица взяла немного зелья из горшочка. И юноша вновь ощутил нежное прикосновение её рук, а вскоре его ногам стало легче.

– Чудо! – растерянно прошептал Вася. – Но кто же ты?

– Зовут меня Дарья, – представилась девица. – Я Андреева дщерь. А знаю я тебя, Вася, понеже с батюшкой и братцем по воскресеньям бываю в селе вашем на обедне 48 .

– Прежде я тебя не видывал, – пробормотал юноша.

– И неудивительно, – помрачнела Дарья, – девицы и женщины не входят в храм, а остаются в притворе. Но ты голоден, гость мой… Я принесу щей. Давеча приготовила.

Кушанья были хороши. Василий утолил голод. Боль в ногах его утихла. В протопленной избе ему было тепло и уютно. Дарья сидела на лавке за рукоделием, изредка поглядывая на юношу.

– Благодарствую, хозяюшка, – гость поднялся и отвесил низкий поклон, – а теперича просить хотел я у тебя о ночлеге. Позволь передохнуть на сеновале…