– Вы сказали – «приударить». Интересно. А как это выглядело? Может, поясните на примере?

– Да этих примеров тьма. Вот хотя бы ситуация с балами. Ведь Андрей был организатором таких, знаете, светских приёмов в своей квартире. Эти приёмы выглядели как романтические балы, где танцевали дамы и господа в старинных нарядах. Всегда много было именитых гостей, высокопоставленных особ, и, конечно, хватало симпатичных девушек.

– Вы бывали на этих балах?

– Да, я там тоже танцевала. Так вот, Андрей прямо при жене волочился за красавицами. Однажды он, будучи уже выпивши, стал приставать к миленькой девице в пышном белом платье. Там же присутствовал известный журналист западного издания, наш общий друг. Этот парень с самого начала положил глаз на эту, приглянувшуюся также и Андрею, милашку, и много танцевал с ней. И тут, о-па, начались приставания подвыпившего профессора к чужой девице! Журналист был поражён нахальством своего товарища… Словом, он в глаза высказал Андрею возмущение, назвал его двуличным человеком, и на этом их дружба была навсегда прекращена.

– Понятно… Ну, а с Машей-то что? Она-то как реагировала на подобное?

– Маша, да, она переживала. Ведь она любила Андрея. Она не могла смириться с тем, что Андрей игнорировал законы супружества и продолжал вести холостяцкий образ жизни. Его квартира по-прежнему была центром богемной тусовки. Даже когда Маша родила ему сына, Андрей не изменил образа жизни. А на просьбы жены прекратить в квартире оргии заявлял, что не потерпит ничьих советов и будет жить так, как сам считает нужным. Забегая наперёд, скажу, что в конце концов он предложил Маше с грудным сыном переехать жить отдельно, ибо младенец в подгузнике не вписывался в привычный Андрею светский антураж его квартиры. «Это несовместимые вещи – пелёнки, подгузники, запах детских испражнений, а рядом – высокие гости, балы, бюст Наполеона», – говорил он. В конце концов, он влюбился в Марину, свою будущую вторую жену, и стал водить её к себе домой. Однажды был такой случай. Маша вернулась домой с работы (это было до её переезда в другую квартиру), а там весёлая гоп-компания.

– И вы там тоже были?

– Да. Мы были как раз у Андрея в гостях. Там же была и Марина. Феерическая длинноногая с тонкой талией красавица, на вид ей можно было дать не больше шестнадцати лет. Шикарно разодетая. И вот пришла Маша. Она молча окинула взглядом всех, и так же молча ушла… Ну, а вскоре он объявил, что будет разводиться. Сказал, что от прежней жены не осталось ничего того, что когда-то ему в ней так нравилось. «Она превратилась в злую мымру. Маша до замужества и Маша после замужества – это два разных человека», – сказал он. Он вообще всегда был склонен в разных неприятных ситуациях винить кого угодно, только не себя.

– Они легко развелись, без скандалов?

– Он дал ей денег, и она больше не появлялась в его жизни.

– Он был богат и влиятелен?

– Относительно. У него были достаточно крутые связи с крутыми людьми. И он всегда мог к ним обратиться за помощью. Правда, Андрей ещё и склонен к хвастовству. Любил позировать, пускать пыль в глаза. Ему всегда хотелось выглядеть в глазах других очень-очень важной персоной. И он старался выпятить лишний раз свои связи, где-то рассказать о людях знаменитых, с которыми накоротке как бы… Однажды был такой случай. Андрей принял решение участвовать в избирательной компании.

– На местном уровне?

– Нет, что вы. Местный уровень для него мелок. Он называл это работой на побегушках. А вот на самом высоком уровне он был готов побороться за власть. Правда, забегая вперёд, скажу, что ничего из этого не вышло. Так вот, я была членом его команды, и отвечала за предвыборную кампанию. В тот период он всем рассказывал красивую историю, что его кампанию якобы финансирует какой-то там высокий заморский принц. Имён здесь называть не буду. Но подобные утверждения больше походили на выдумку профессора. Если бы кто-то финансировал, то, наверное, нашлись бы деньги заплатить нам, членам его команды. Мы тогда изрядно поднапряглись, но как выяснилось – безвозмездно.

– Странно. Это неизвестная страница его биографии. Обычно о нём писали исключительно как об историке, а не политике.

– Так оно и есть. История и есть основное занятие профессора. А во власть он пытался пройти, как я думаю, чтобы получить рычаги влияния на людей, чтобы потешить своё непомерное тщеславие, ну и, конечно, ему хотелось разбогатеть более основательно.

– Его привлекали деньги?

– Вы ещё спрашиваете. А кого деньги не привлекают? Историческая наука не была для него источником больших заработков. Тем не менее он писал книги, научные труды, публиковался в иностранных изданиях, и это приносило какую-то финансовую прибыль. Деньги ему были нужны в первую очередь, чтобы покорять молоденьких красоток. У него в голове сидела мысль, что от количества денег зависит и вопрос успешного приобретения новых девочек в его коллекцию любви. Причём, он считал, что статус в обществе будет повышаться, если он будет мелькать там непременно под ручку с очередной юной пассией. Он любил говорить, что самая лучшая девушка та, с которой не стыдно появиться в высшем свете. Он придавал очень большое значение внешности своей дамы. В его понятии такой девушкой могла быть девушка-статуэтка, девушка-модель. И эти «статуэтки» для появления в высшем свете он менял весьма регулярно. Он не позволял своей коллекции покрываться пылью. На подобном эстетическом пунктике он был буквально помешан.

– Его эстетство относилось ведь не только к женщинам?

– Разумеется. Его эстетство – это целая философия. Он превозносился своим воспитанием, образованием, культурой. Он считал себя очень культурным и выше всех остальных на голову. И это сквозило в выражении его лица, в манере презрительно, свысока смотреть на людей, насмехаться над ними как над людьми менее, чем он, образованными, менее культурными… Он любил рассуждать о толпе, о быдле, говорил, что наш народ – это отстой, это безмозглость, это обыватели с низменными инстинктами, бескультурье. Он выпячивал свою эрудированность. Гордился богато обставленной квартирой, антиквариатом, безделушками всякими. Однажды я пришла к нему, вижу – новые обои. Я не знала, что эти обои расписаны пчёлками под «Версаль», ну, и говорю: «Ой, букашки!» Он тогда, помню, довольно ядовито высмеял мою неграмотность.

– Слушаю вас и, знаете, о чём думаю? Не догадываетесь?

– Нет.

– Вот вы говорите о нём как о большом эстете. А я думаю, и как же этот великий эстет сумел распилить тело жертвы?

– А, да, кстати. Я когда об этом в телеке услышала, чуть со стула не упала. Просто в голове не укладывается. Ястребов был ну просто патологически брезгливым человеком.

– Ну, вот это, кстати, его и подвело. Он же сам и рассказал следствию, что когда начал пилить тело убитой, то почувствовал такую дурноту, что стал срочно заглушать это дело алкоголем. Ну, и нажрался так, что ноги не держали, вот и свалился в реку. Благодаря чему и взяли, как говорится, с поличным.