– Только пальцем помани – толпами сбегутся, – продолжала поучать Лера, нимало не заботясь о том, что ее высокий голос слышен даже в самых дальних уголках обеденного зала. – Конечно, надо соответствовать. В порядок себя привести, чтобы нигде ничего лишнего не висело… Для начала смени визажиста. Это просто кошмар, что у тебя на голове!

Вера Зубарева терпеливо улыбнулась. Визажист у нее был тот же, что у Леры, и одевалась она в тех же магазинах, что и подруга. Правда, ей, в отличие от богатой наследницы покойного банкира Николаева, это стоило нечеловеческих усилий и требовало воистину дьявольской изворотливости. Но пока она справлялась и собиралась справляться впредь, чтобы, когда пробьет час, не ударить в грязь лицом. Лера этого, естественно, не замечала, как не замечала того, что платье ее подруги сшито по лекалам того же кутюрье, что и ее собственное. Она вообще редко давала себе труд замечать окружающих, а каждую глупость, которая приходила ей в голову, немедленно произносила во всеуслышание и так безапелляционно, словно являлась хранительницей истины в последней инстанции.

– А тот, вчерашний, был ничего, – нейтральным тоном заметила Вера, оставив в стороне скользкую тему визажиста.

Спорить с Лерой и даже просто высказывать мнение, отличное от нее, было бесполезно: она постоянно пребывала в готовности с пеной у рта отстаивать любую, пусть самую нелепую, точку зрения, если эта точка зрения принадлежала ей. Поэтому Вера поспешила перевести разговор на мужчин: здесь, по крайней мере, Лере можно было поддакивать, ничего не опасаясь и не слишком унижая при этом собственное достоинство.

– Ничего, – кивнула Лера. – То-то, что ничего! В смысле, ничего хорошего. Такой же, как все. Самый обыкновенный кобель.

– Если он тебе не нужен, могу забрать, – шутливым тоном, который плохо маскировал ее хищные намерения, предложила Вера.

– Да на здоровье, – милостиво разрешила Лера. – Не понимаю только, на что он тебе сдался.

Подошедший официант принял заказ и удалился, сопровождаемый напутствием Леры: «И пошевеливайся!» Спешить он, однако, не стал: в таких местах, как это, официанты никогда не торопятся, давая клиентам время как следует проголодаться. Пока он ходил за заказанной бутылкой бургундского, девушки успели обсудить недавнее происшествие с Ксенией Собчак, которая попала в автомобильную аварию, потому что, выпив за ужином, не придумала ничего умнее, как приставать к водителю своего новенького «бентли», обошедшегося ей, если верить желтой прессе, в триста тысяч евро. Подруги сошлись во мнении, что Ксюша – просто лошадь и что так ей и надо, после чего перешли к обсуждению иных столь же важных и насущных новостей и проблем.

Их разговор прервало появление официанта, который наконец-то принес вино.

– Где ты ходишь? – напустилась на него Лера, никогда не упускавшая случая сплясать на ком-нибудь, кто не мог дать ей сдачи. – Ты что, сам его делал, это вино?

– Не кричи на мальчика, – поддержала игру Вера. – Ты что, не понимаешь, какое это долгое дело? Сначала надо посадить виноград, потом поливать его, растить, собирать, давить…

– Ногами, – подсказала Лера. – Виноград давят ногами. А некоторые вообще все ногами делают. А ходят на руках. Поэтому у них все так медленно получается… Поставь бутылку и иди! – прикрикнула она на официанта, который терпеливо слушал их с каменным выражением лица, держа наготове откупоренную бутылку с длинным, слегка искривленным горлышком и неброской, будто бы выцветшей этикеткой.

Уходя, официант слышал, как девушки обсуждают какого-то молодого человека, которого крашеная костлявая стерва обещала подарить своей чуть более симпатичной подпевале. Официант хорошо знал этот тип клиенток; будь его воля, он ободрал бы увешанную бриллиантами дуру как липку и выкинул на улицу в одном белье – зарабатывать на жизнь единственным доступным ей способом. Увы, такая задача была ему не по плечу: девушки такого сорта не выходят замуж за официантов, обслуга для них – не люди, а разновидность домашнего скота, которым можно помыкать как вздумается. Вторая, судя по всему, была охотницей за мужиками, торопящейся подороже продать свое тело, пока оно еще сохраняет товарный вид. С точки зрения официанта, она немногим отличалась от уличной проститутки. Впрочем, Веру Зубареву он не осуждал, поскольку сам был охотником – правда, на иную дичь, как раз ту, которая уже не имеет товарного вида, зато имеет деньги на покупку и содержание молодого жеребчика. Этим старым кошелкам наплевать, брать в мужья официанта или стриптизера, лишь бы жеребчик был хорош по всем статьям.

Он почти дошел до дверей кухни, когда позади вдруг раздался нечеловеческий, душераздирающий визг. Официант обернулся; строго говоря, обернулись все, поскольку на этот звук нельзя было не обернуться, а второй официант, как раз в это время двигавшийся по залу с подносом, вздрогнул так сильно, что с подноса со звоном и дребезгом посыпалась посуда.

Визжала Лера Николаева. «Не иначе, муху в вине нашла, – подумал официант на бегу. – Только откуда в закупоренной бутылке мухе-то взяться? Да в какой бутылке! Это ж «Шамбертен», а не молдавский портвейн!»

Добежав до столика, он не сразу понял, что произошло. Худая блондинка с оттопыренными ушами продолжала визжать, прижав к подбородку кулачки. Ее подруга, напротив, сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой широко открытыми, густо подведенными глазами. На вопли подруги девушка не реагировала; казалось, она их вовсе не слышала.

– Это ты! – неожиданно набросилась на официанта Лера. – Ты ее отравил! Убийца! Подонок! Мразь!

Только теперь официант заметил, что вторая клиентка не моргает и, кажется, не дышит. Чудовищные размеры случившейся неприятности едва начали доходить до его сознания, когда Лера, вскочив, одним стремительным кошачьим движением полоснула его по физиономии своими длинными, очень дорогостоящими акриловыми ногтями.

Вокруг столика начала собираться толпа – к счастью, немногочисленная ввиду малого количества посетителей.

– Пропустите, я врач! – крикнул кто-то.

Врача пропустили к столу. Он заглянул Вере в лицо, пощупал пульс и, протянув руку, осторожно закрыл ей глаза. У Леры началась истерика. Ее усадили обратно за столик, и кто-то за неимением воды поднес к ее губам стоявший на скатерти бокал красного вина. Лера стала пить большими, шумными глотками, проливая вино на подбородок и пачкая дорогое платье. Допив, Лера Николаева всхлипнула в последний раз и вдруг с размаха, как бревно, упала лицом в пустую тарелку. Ее заплаканные глаза были открыты, испачканные тушью щеки мокры от слез, кровь из рассеченной брови стекала на стол, пачкая крахмальную скатерть, а в мочке оттопыренного уха радужным блеском сверкала бриллиантовая серьга.