Предчувствие его не обмануло: вкусный запах просачивался из квартиры, которую уже много лет занимал бывший инструктор спецназа ГРУ Забродов, и, когда эта дверь распахнулась навстречу генералу, упомянутый запах сделался прямо-таки сногсшибательным. Со стороны кухни доносилось гудение работающей на предельных оборотах вытяжки, а хозяин встретил гостя в кухонном фартуке с изображением голого и чрезвычайно мускулистого мужского торса, а также бедер, лишь слегка прикрытых узенькими плавками. Мещеряков вздрогнул, впав в заблуждение из-за царившего в прихожей полумрака, но тут Забродов включил свет, и у генерала отлегло от сердца: все-таки это был фартук, хотя и довольно дурацкой расцветки, а не голое тело, а значит, Забродов, вопреки многочисленным пессимистическим прогнозам знакомых, по-прежнему пребывал в здравом уме и твердой памяти.

– Кажется, я помешал, – стараясь не слишком откровенно принюхиваться, ворчливо констатировал Мещеряков.

– Отнюдь, – принимая у него пальто, возразил Илларион. – С чего, собственно, ты это взял?

Генерал неопределенно повертел в воздухе ладонью с растопыренными пальцами.

– Ну, как тебе сказать… Не в честь моего же прибытия ты затеял пир!

– А почему бы и нет? – изумился Забродов. – Не каждый день в мою скромную обитель забредают живые генералы! И потом, как, по-твоему, должен я сам чем-нибудь питаться? В моем возрасте уже неприлично есть тушенку с ножа и разнообразить меню дождевыми червями!

Мещеряков фыркнул и заглянул в гостиную. Здесь все выглядело как обычно: книги, среди которых было немало раритетов, в огромном количестве и кажущемся беспорядке соседствовали с антикварными безделушками и холодным оружием; истыканный ножами толстый липовый спил по-прежнему сомнительно украшал собою противоположную от входа стену, и в нем, по обыкновению, торчали клинки. На этот раз их было три, и посажены они были очень тесно. Остальные ножи грудой лежали на металлическом подносе рядом с любимым креслом Иллариона, наполовину прикрытые развернутой книгой с пожелтевшими, обтрепанными по краям страницами и поблекшим архаичным шрифтом. Ни посторонних людей, ни багажа, который свидетельствовал бы об их недавнем присутствии и скором возвращении, в комнате не наблюдалось. Генерал подавил вздох облегчения: несмотря на заверения Иллариона, кое-какие подозрения у него все-таки оставались, и он был рад убедиться в их беспочвенности. Рита Мещерякову нравилась, поскольку была женщиной приятной во всех отношениях, но сегодня он явился сюда не для дружеской застольной болтовни, а по делу, в которое не имел права посвящать посторонних.

– Убедился, Фома неверующий? – прозвучал со стороны кухни насмешливый голос Иллариона.

Мещеряков быстро оглянулся, уверенный, что Забродов, по своему обыкновению, неслышно подкрался сзади, но прихожая была пуста, и в открытых дверях кухни тоже никто не маячил.

– У нее опять какие-то дела, – донеслось оттуда, – так что можешь не шифроваться. Хотя, поверь на слово, мне было бы куда приятнее увидеть ее, чем тебя.

– Нас на бабу променял, – констатировал генерал и, сунув руки в брюки, направился на кухню, поближе к источнику умопомрачительного запаха.

– Променял, променял, – сидя на корточках и пытливо заглядывая в приоткрытую духовку, согласился Илларион. – Почему бы и нет? Готовить ты толком не умеешь, в постели от тебя никакого проку… Да что там! Ты в зеркало-то смотришься хоть иногда? Куда тебе с твоей генеральской рожей до Риты! Я уж не говорю о том, – торопливо добавил он, лишив Мещерякова возможности вставить ядовитую реплику по поводу его собственной внешности, – что ты, как некоторые телеведущие, появляешься только для того, чтобы рассказать мне очередную гадость.

– Какая муха тебя сегодня укусила? – спросил слегка обескураженный этой отповедью генерал.

Вопрос был не праздный. Илларион сильно преувеличивал, говоря, что Андрей Мещеряков заглядывает к нему только по делу. Количество деловых и просто дружеских визитов генерала к старому приятелю было примерно одинаковым, и он льстил себя надеждой, что умеет достаточно хорошо владеть собой, чтобы о цели его прихода нельзя было догадаться прямо с порога. И вдруг такая встреча… Или Илларион расстроен отсутствием Риты гораздо сильнее, чем стремится показать? А может, они поссорились?

– Вы что, поссорились? – спросил он, не дождавшись ответа на риторический вопрос о мухе.

– Не дождешься! – с явным удовольствием ответил Забродов и потащил из духовки дымящийся противень. – Просто у тебя по телефону был такой голос, что сразу стало ясно: либо случилась очередная неприятность, либо тебя вызвали на ковер и вставили толстенный фитиль. Либо, – заключил он, водружая противень на стол, – эти два явления последовали одно за другим с небольшим промежутком.

Он выглянул в окошко, которое выходило во двор; лица его генерал не видел, но был готов поклясться, что этот негодяй ухмыляется самым наглым и оскорбительным образом.

– Так и есть, – подтверждая догадку, заявил Забродов. – Ты настолько выбит из колеи, что рискнул в одиночку пересечь пролив между Сциллой и Харибдой и собственноручно загнал своего «мерина» ко мне во двор. Безумству храбрых поем мы песню!

– Да пошел ты! – огрызнулся генерал. – Тебе все шуточки! А у нас действительно…

– Стоп! – быстро перебил его Илларион. – Ни слова больше! Сначала лекарство. – Он в два счета закончил нехитрый процесс сервировки и водрузил на стол непочатую бутылку коньяка. – Выпей, закуси и только после этого можешь говорить. А то в тебе сейчас столько яду, что ты мне им все мясо забрызгаешь.