Вспомните вопросы, которые мы слышим или сами задаем, самые простые вопросы: «В чем секрет твоего печенья с шоколадной крошкой?», «Что сегодня было в школе?», «А ты подумал о последствиях?», «Хочешь, поужинаем вместе?», «Выйдешь за меня?», «Почему у нас вечно нет кофе?». С одной стороны, в этих вопросах нет ничего сложного. Но они могут повлечь за собой другие и превратиться в разговоры, способные раскрыть личность собеседника и помочь нам что-то понять. Они могут вырасти в своеобразные интервью.

Вопросы, что окружают нас, бывают простыми и очевидными, а бывают поистине всеобъемлющими и глубокими. Но все они служат определенной цели. Рассмотрим следующие сценарии из повседневной жизни, в данном случае моей.

На полу валяется тарелка спагетти, и собака поедает их с таким рвением, будто всю свою жизнь ждала только этого момента. Она виляет хвостом со скоростью достаточной для вращения целой турбины. Я смотрю на сына. Он замер на месте, вытянув руки перед собой, его глаза сейчас размером с тарелку, которая лежит, перевернутая, на полу прямо перед ним. Я смотрю на дочь, которая на три года младше своего брата. Она сидит за столом и беззвучно плачет. Не потому, что ей жаль спагетти или запачканный ковер, а потому, что ей кажется, что я сейчас накажу собаку.

– Что произошло? – спрашиваю я.

Это вопрос интервьюера. Тупой вопрос (о тупых вопросах читайте ниже), потому что совершенно очевидно, что именно тут произошло. Но все же это вопрос для интервью. Может быть, лучше было бы спросить: «Как это произошло?» А еще: «Что, по-вашему, произойдет дальше?» Но об этом мы подробнее поговорим в главе 6.

Я звоню в банк, потому что у меня возникла проблема со счетом. Набирая номер службы поддержки, я всегда испытываю тихий ужас, потому что заранее предполагаю, что они там ничего не знают.

– Чем я могу вам помочь? – спрашивает голос на том конце провода.

Это вопрос интервьюера. Я отвечаю на него, и менеджер задает следующий. Она пытается помочь мне разобраться с проблемой.

Вспышки мигалок в зеркале заднего вида могут означать одно из двух: 1) ДПС сейчас прищучит того парня, который пронесся мимо меня несколько секунд назад. Класс! Люблю, когда ребятам на BMW достается; 2) ДПС сейчас прищучит меня самого за то, что я несколько секунд назад на всех парах обогнал «бьюик».

Второе. Я съезжаю на обочину и опускаю стекло. Полицейский вальяжно подходит к машине и наклоняется к моему окну:

– Вы в курсе, с какой скоростью сейчас ехали?

Это вопрос интервьюера. Как бы. На самом деле он риторический, ведь, еще не дождавшись ответа, полицейский уже выписывает мне штраф.

Снег сегодня чудесный. Самый подходящий день, чтобы попробовать что-нибудь новое. Я направляюсь к трассе, по которой раньше никогда не спускался, предполагая, что без особого труда справлюсь с ней в такую дивную снежную погоду. Лыжник я не то чтобы выдающийся, скорее средненький, поэтому, когда, проносясь мимо указателя, я замечаю значок с двумя черными ромбами, обозначающий высший уровень сложности, мне становится немного не по себе. И вот я уже лечу, а потом весьма живописно приземляюсь, раскинув лыжи и палки в разные стороны. Основной удар приходится на плечи и шлем. Я лежу ничком, мысленно проверяя, все ли конечности я чувствую. Падение произошло на глазах у изумленной публики, поднимавшейся на подъемнике прямо у меня над головой. Публика одобрительно шумит. Кто-то осторожно свешивается вниз из кабинки.

– Вы в порядке? – спрашивает голос.

И это вопрос для интервью, пусть и чрезвычайно короткого. Задача – выяснить, не нужно ли немедленно звонить в лыжный патруль.

Психотерапевт приветствует меня в своем кабинете, жестом приглашает присесть в кресло и сам садится за стол. Несколько мгновений мы молча смотрим друг на друга.

– Что привело вас ко мне? – мягко спрашивает он. Это вопрос интервьюера. Именно с него начинается подавляющее большинство психотерапевтических сессий.

Я с воодушевлением слушаю джазовый концерт в клубе и во время перерыва подхожу к пианисту и спрашиваю:

– Мне показалось или в последней композиции из могилы восстал сам Телониус Монк? [1]

Это вопрос интервьюера. И он обеспечивает мне любовь и преданность всего джаз-бэнда.

Оценщики страховых убытков, социальные работники, юристы, медсестры, учителя, следователи, терапевты, ведущие подкастов, представители службы поддержки, банковские служащие и полицейские каждый день занимаются тем, что задают вопросы. Это и есть интервью: определенная последовательность вопросов, которая приводит к пониманию, дает глубинное и масштабное представление об определенном явлении. Последующие действия этих специалистов зависят от качества полученных ответов. А качество ответов имеет прямое отношение к качеству вопросов.

Когда-то я наблюдался у врача, который, расспрашивая меня, никогда не отрывал взгляда от экрана компьютера. Я приходил к нему с разрывом вращательной манжеты плечевого сустава, раком кожи, мигренями, а также для ежегодных медосмотров. Я едва ли смогу описать его внешность, потому что редко видел что-то кроме линии волос над монитором компьютера. Он задавал вопросы и лупил по клавишам, как будто пытался прибить скорпиона, спрятавшегося под клавиатурой.

В той же самой клинике у меня был врач, который интересовался не только моими симптомами и тем, как часто я хожу в туалет. Мы выяснили, что оба любим озера в Миннесоте и что нас обоих расстраивает уровень журналистики в нашей стране. Приемы у второго врача длились немногим дольше, чем у первого. Но угадайте, какому врачу я открывался с большей готовностью? Угадайте, кому удалось помочь мне решить часть проблем со здоровьем?