Он закрыл глаза и промолчал.

– Нет, Шокер, это я сделала крупную ошибку, когда подумала, что у меня будет всё по-другому, не так, как у остальных гатриек… Вот так думаешь, что жить вместе значит быть семьёй, а оказывается, жить вместе – это всего лишь жить вместе.

– Ты нужна мне.

– Сегодня я в этом лишний раз убедилась.

– Ты нужна мне, – повторил он уверенно.

– И что? Тебе так много нужно, Шокер. И я. И не только я. Ты обещал, что я буду свободной. Было бы нечестно с моей стороны не пообещать тебе того же. Ты свободен, Шокер. Не стесняйся, делай, что хочешь и с кем хочешь. Когда хочешь и где хочешь. В конце концов, ты ведь проявил ответственность и не привёл её домой. И ты не думал, что я внезапно припрусь и увижу то, что не должна была видеть… Когда ты собирался мне всё рассказать?

Он покачал головой:

– Я не собирался.

– Вот даже как? А почему?

Шокер насупился.

– Почему? Как же так? Делать в кайф, а рассказывать не хотел? А вдруг и я бы за тебя порадовалась?

– Я не собирался делать тебе больно.

– Я заметила. Интересно, от какого количества боли ты уже меня уберёг?

Он резко встал, подошёл, протянул руки…

– А ну, назад! – рявкнула я. – Сначала вымойся, весь, целиком. И лучше дважды. И постарайся уложиться в полчаса. Если окажется, что я ещё и еду зря готовила, я тебя просто убью.

Он послушно повернулся и вышел. Через минуту я услышала, как в душе льётся вода.

Пока Шокер мылся, я разогрела ужин и накрыла на стол. На одну персону.

Шокер появился в кухне весь мокрый, в чистом домашнем. Сел за стол, уставился с тревогой на одну тарелку и один комплект приборов.

– А ты?

– Я не хочу. В горло не полезет. А ты ешь, ешь. Я готовила, хотела тебе угодить.

Он принялся за еду, медленно, осторожно, стараясь лишний раз не звякнуть вилкой. Смотреть на него сил не было. Я отвернулась и молча стояла у окна, смотрела, как ветер отрывает и гоняет последние кленовые листья.

– Кира…

– Заткнись. Ешь.

– Да съел я, – укоризненно отозвался он. – Всё съел. Спасибо. Очень вкусно.

– А теперь ты уйдёшь наверх, и без особой необходимости я тебя не увижу. О-кей?

– Послушай меня, кроха…

– Не буду я тебя слушать, Андрей. Проваливай из кухни. Спокойной ночи.

Я не стала загружать посуду в мойку, помыла под краном. Прибралась в кухне и поднялась в детскую.

Тимоха уже проснулся, лежал и трепал зайца. Увидев меня, заулыбался, протянул руки. И тут меня прорвало. Я вытащила его из кроватки, села на пол, опираясь спиной на стену и положила его на колени. Я старалась не выть, не рыдать, не хныкать, просто позволила слезам течь. Тимоха шлёпал меня ладошками по мокрым щекам, удивлённо тараща глазёнки и что-то лепетал на своём непонятном языке, а потом и сам собрался заплакать. Я спохватилась, помурлыкала ему что-то, поцеловала, погладила, и он, всё ещё очень удивлённый, крепко уснул. Так крепко, что даже не почувствовал, как я его ворочаю, чтобы встать с ним на ноги. Уложив Тима в кроватку, я легла рядом на полу, опустив голову на лапу огромного игрушечного медведя и свернувшись клубочком. Через мягкий коврик чувствовалось тепло пола с подогревом.

Когда открылась дверь в детскую, я притворилась спящей.

Рука Шокера осторожно легла мне на плечо.

– Кира! Не надо на полу спать… Пойдём в постель.

– Руки убери, – прошептала я. – И уйди. Мне и здесь нормально.

– Ты не будешь так лежать! – строго сказал он. – Иди в спальню, я переночую в гостиной. И передатчик к себе заберу, встану к Тиму сам, если что.

– Ну вот что, Шокер, – я резко перевернулась, села на полу, заметила, как он отпрянул и невольно прыснула. – Да ты никак меня боишься…

Он опустил голову.

– Значит, так, Андрей. Ты оставляешь меня в покое и идёшь спать, куда тебе угодно. В спальню, в гостиную, в офис, к боевой подруге своей, куда захочешь. И никогда больше не пытайся обо мне заботиться. Я теперь сама о себе позабочусь.

Он встал и вышел.

Я взглянула через прутья кроватки, как там Тимоха, и снова улеглась на медведя. Ну не особо, конечно, приятное ложе, но на такой случай сойдёт. Приняв позу, в которой не очень сильно беспокоил заложенный от слёз нос, я уснула.

Проснулась я от того, что меня сильно трясли за плечо.

– Кира! Кира, пожалуйста! Послушай меня!

– Блин, Шокер, ну что ты за человек… – пробормотала я, едва возвращаясь в реальность.

– Кира, Михаил позвонил. Они уже в госпитале. Роды начались, и что-то пошло не так…

Я подскочила, разлепила слипшиеся веки. Шокер стоял рядом со мной на коленях, его глаза влажно блестели в темноте.

– Кира, мне надо уехать. Поэтому и разбудил. Чтобы ты знала, куда я делся…

– Да мне теперь плевать, Шокер, куда бы ты ни делся… – пробормотала я, встряхнув головой.

Его рука, всё ещё лежавшая на моём плече, дрожала.

– Ты точно соображаешь, что делаешь? – уточнила я. – Ты сможешь вести машину?

– Да, конечно, – уверенно сказал он.

– Вот что… Одевай Тима. Мы поедем туда вместе. Я сейчас буду готова.

Через пятнадцать минут мы летели по шоссе. Тим продолжал спать в люльке, закреплённой на заднем сидении, а я сидела, вцепившись в поручень над дверцей. Шокер проходил повороты, не снижая скорости, зад машины заносило по-раллийному, я молчала и только внимательно следила, как фары выхватывают из темноты фрагменты шоссе, обочины, улиц. Из-за поворота иногда нам навстречу тоже кто-то вылетал, светя фарами, и казалось, столкновение неминуемо, но Шокер невозмутимо держал скорость и аккуратно проходил поворот за поворотом. Мне так и хотелось рявкнуть на него, чтобы сбавил обороты, если он не хочет нас убить, но я держалась. Одного взгляда на его совершенно белые губы и провалившиеся глаза было достаточно, чтобы мне хватало терпения.