Майкл, Эдриен и генерал, лично встречавшиеся с Уилфридом, оказались наименее разговорчивыми; больше всех разглагольствовали сэр Лоренс и судья; Хьюберт и Хилери то подавали голос, то замолкали.

Предпосылка у всех была одна и та же: "Это дело скверное", - но, развивая ее, ораторы разделились на два лагеря: Эдриен, Майкл и отчасти Хилери утверждали, что сделать ничего нельзя, надо подождать и посмотреть, чем все кончится, остальные считали, что сделать можно очень многое, но ничего конкретно не предлагали.

Майкла, впервые увидевшего всех своих четырех дядей одновременно, поразило сходство черт и цвета их лиц, сходство почти полное, за исключением глаз - серо-голубых у Хилери и Лайонела, карих у генерала и Эдриена. У всех были скупые жесты, неторопливые движения. В Хьюберте эти характерные приметы подчеркивались молодостью; его карие глаза по временам казались почти серыми.

– Не дает ли закон возможности помешать ей, Лайонел?
– услышал Майкл голос отца.

Эдриен нетерпеливо перебил:

– Оставьте Динни в покое. Пытаться решать за нее - нелепо. У нее горячее сердце, бескорыстная натура и достаточно здравого смысла.

Хьюберт возразил:

– Все мы знаем это, дядя, но дело кончится для нее большим горем, и мы должны сделать, что можем.

– А что мы можем?

"Вот именно!" - подумал Майкл и сказал:

– Она сейчас и сама не знает, что делать.

– Почему бы тебе не увезти ее с собой в Судан, Хьюберт?
– спросил судья.

– Я потерял всякий контакт с нею.

– Если бы кто-нибудь очень нуждался в ней...
– начал и не кончил фразу генерал.

– Даже это реально лишь в том случае, если она будет совершенно уверена, что больше не нужна Дезерту, - отпарировал Эдриен.

Хилери вынул трубку изо рта:

– Кто-нибудь говорил с Дезертом?

– Я был у него один раз, - отозвался генерал.

– Я два, - подхватил Майкл.

– Теперь съезжу к нему я, - мрачно предложил Хьюберт.

– Нет, мой мальчик, если только ты не ручаешься, что сумеешь держать себя в руках, - вмешался сэр Лоренс.

– Я никогда в этом не поручусь.

– Поэтому не езди.

– Не сходишь ли ты сам, папа?
– спросил Майкл.

– Я?

– Он всегда уважал тебя.

– Но ведь я даже не кровный родственник!

– Пожалуй, вам стоит попробовать, Лоренс, - поддержал Майкла Хилери.

– Почему?

– Потому что по тем или иным причинам ни одному из нас не стоит пробовать.

– Какие, собственно, соображения препятствуют браку Динни с Дезертом?
– осведомился Эдриен.

Генерал круто повернулся к нему:

– На нее навсегда ляжет пятно.

– А что было с тем парнем, который продолжал держаться за жену и после того, как ее осудили? Все только стали больше уважать его.

– Нет хуже ада, чем видеть, как все указывают пальцами на спутника твоей жизни, - сказал судья.

– Динни научится ничего не замечать.

– Простите, но все вы не понимаете, в чем суть, - вмешался Майкл.
– А суть в переживаниях самого Уилфрида. Если он женится на ней, оставаясь в разладе с самим собой, вот тогда ее действительно ждет ад. И чем сильнее Динни будет любить Уилфрида, тем тяжелее ей придется.

– Ты прав, Майкл, - неожиданно согласился сэр Лоренс.
– Если я сумею втолковать ему это, мне стоит сходить.

Майкл вздохнул.

– Куда ни кинь, для Динни все равно ад.

– Утро вечера мудренее, - уронил Хилери сквозь облако табачного дыма.

– Вы верите в это, дядя Хилери?

– Не слишком.

– Динни двадцать шесть. Он - ее первая любовь. Что она будет делать, если кончится плохо?

– Выйдет замуж.

– За другого? Хилери кивнул.

– Весело!

– Жизнь вообще веселая штука.

– Ну, Лоренс, пойдете?
– в упор спросил генерал.

Сэр Лоренс посмотрел на шурина и ответил:

– Пойду.

– Благодарю.

Никто не представлял себе, что получится из такого решения, но его, по крайней мере, можно было выполнить.

В тот же вечер на углу Корк-стрит сэр Лоренс встретил Уилфрида. Кровоподтек на лице Дезерта уже почти рассосался, а подбородок освободился от пластыря. Баронет спросил:

– Не возражаете, если я пройдусь с вами?