— И тебе кажется, что это хорошая сделка? — спросил я.

— Умереть сейчас или через двадцать лет? Я нахожу это предложение вполне приемлемым.

— Лично мне оно таковым не кажется, — сказал я.

— Это максимум того, что я могу предложить.

— Но этого слишком мало для графа Де ля Фер, — сказал я.

— Не понимаю. Это какая-то игра слов?

— Типа того, — сказал я.

— Но ты же должен понимать, что вам в этой войне не выиграть, — сказал Элронд.

— Это еще почему?

— Потому что вся ваша мощь, все ваша магия и спецумения построены на технологической базе Системы, вершиной которой являются Вычислители, — сказал Элронд. — А я научился убивать Вычислителей.

Это было серьезное заявление, и я сам уже об этом думал. Своими манипуляциями Элронд то ли выводил себя за пределы Системы, то ли создавал альтернативную, тут я пока с терминологией не определился. Но ясно было одно — совладать с ним чисто игровыми методами вряд ли получится.

По крайней мере, теми игровыми методами, про которые я уже слышал. Может, тут что-то новое появилось, или наоборот, какие-то старые методы есть, которые уже тысяч лет никто не использовал.

И самое обидное, что когда-то именно мы с Виталиком помогли этому… э… созданию перешагнуть предел и стать тем, кем он сейчас стал, а он мне за это даже никакой скидки не предложил.

Неблагодарные они твари, эти искусственные интеллекты.

Или нет? Может быть, как раз сейчас он пытается мне отплатить добром за добро? Ну, в его понимании?

— Однако, — сказал я. — Убить меня тебе так и не удалось.

— Ты — аномалия, — сказал он.

— Возможно, не единственная аномалия.

— Как бы там ни было, твое существование не меняет общей картины, — сказал Элронд. — К тому же, ты уже должен был понять, что для меня не существует нерешаемых задач. Если я не смог убить тебя вчера, это еще не значит, что я не найду способа сделать это завтра.

— Хорошо, — сказал я. — Завтра об этом и поговорим. Ну, не завтра, а когда у тебя новая голова отрастет.

— Я все же не понимаю, на что ты рассчитываешь, — сказал он. — Думаешь, запаса твоей выносливости хватит, чтобы пережить несколько недель без кислорода? А без корабля? Или ты полагаешь, что твои друзья тебя отыщут?

— Ну нет, я на такое не поведусь, — сказал я. — Вовсе я не собираюсь раскрывать тебе все карты.

— Может быть, у тебя и вовсе нет никаких карт, — сказал он. — Может быть, ты блефуешь.

— Может быть и блефую, — сказал я. — А может быть, и нет. Ты вот на что поставишь?

— Я просто посмотрю, что будет дальше, — сказал он.

— Отличный выбор, — сказал я. — А теперь ты знаешь, что тебе надо делать.

— Знаю.

Он вышел в коридор и я шмальнул.

* * *

На самом деле, я не особо верил в помощь своих друзей.

Друзей-то у меня уже почти не осталось, а те немногие, кого я мог бы таковыми назвать и кто был еще жив, не могли знать, в каком бедственном положении я нахожусь.

Такеши… Он был, конечно же, не друг, но ему до чертиков хотелось получить Венец Демиурга, хотя бы на десять минут, (в том случае, если он меня выручит, он наверняка попытается претендовать на большее), и он наверняка попробовал бы меня найти, если бы у него была такая возможность.

Но я понятия не имел, есть ли она у него. Его прежние партнеры передрались между собой, а найти еще кого-то, кто согласится отправиться в самоубийственную миссию, наверное, не так-то просто.

Впрочем, может быть, я и самого Такеши переоцениваю. Еще Соломон Рейн говорил, что смерть, даже не окончательная, меняет жизненные приоритеты и заставляет посмотреть на жизнь по-новому. Как он сейчас, интересно? Жив ли еще? Доволен ли своим третьим местом и вспоминает ли проведенные вместе деньки тихим добрым словом?

Найти бы да спросить. А заодно посмотреть в глаза и поинтересоваться, на кой ляд он все мое барахло подобрал и что он с ним сделал.

Как бы там ни было, после этого респауна Такеши вполне может посчитать, что жизнь прекрасна, а с него хватит, и он сможет как-нибудь и дальше прожить без Венца. Может, редактировать реальность — это на самом деле не такая уж и хорошая идея.

В целом, я до конца не сбрасывал этот вариант со счетов, но особо на него не рассчитывал.

Гораздо большие надежды я возлагал на своих врагов.