Потом я вспомнил, что однажды со мной это уже было. И еще однажды: когда я набегался перед сном, а меня отругала баба Роза, к которой мы ездили на море, когда было тепло. Я плохо ее помню, только золотые зубы и что она очень большая. И все время громко-громко говорила. Мы с мамой её за это боялись - мама тоже. А папа просил нас не бояться, потому что баба Роза плохо слышит, поэтому и кричит, а вовсе не оттого, что сердится. Но мне все равно было страшно, я не хотел плакать, но оно само плакалось. Баба Роза говорила, что я капризный ребенок и что похож на деда (я его ни разу не видел). Мне стало трудно разговаривать, а все из-за того, что язык как-то плохо ворочался во рту и мешал. Папа не знал, что со мной делать, он так и говорил маме:

– Надо бы Шурику врача. С чего вдруг он стал таки заикаться?!

Мама брала его за руку, отводила от меня и что-то горячо шептала. Чтобы они не ругались, я решил молчать и считал долгие-долгие дни, остававшиеся до отъезда домой. Тогда я научился смотреть на чаек. Мама почему-то плакала. Я был счастлив, когда узнал, что мы улетаем раньше, чем хотели папа и баба Роза. В самолете я сидел у мамы на руках и боялся потеряться. Мама была печальной, и тогда я сказал:

– Я боялся, что вы оставите меня у бабы Розы...

Мама схватила меня за плечи, расцеловала и повернулась к папе:

– Ник! Ты слышал?!

– Что?

– Он заговорил!

– Когда?

– Только что. Он что-то сказал мне на ухо, и даже не заикался! Что ты сказал, Сашкин?!

Мне стало стыдно, щекам - горячо, и я спрятался у мамы на груди, пахшей одуванчиками.

Дома мы все-таки ходили к тете-врачу, и она долго что-то объясняла маме - непонятно, как все взрослые. Помню только, что она сказала, что для мальчика, заговорившего так рано, как я, такие... (тут было незнакомое и некрасивое слово) - нормальное явление. Что такое "явление", я не знал. Наверное, что-то нехорошее, но такое, что бывает у всех, а раз это бывает у всех, то я перестал бояться. Когда мама рассказала папе о том, как мы съездили в больницу, он удивился:

– Шурик?! Холерический темперамент?! Ха-ха, ладонька! Дура твоя врачиха! Спокойней нашего Шурика детей не бывает!

Пока они спорили, я забрался на подоконник и стал смотреть на чаек - они так интересно парили среди облаков, одни выше, другие ниже. Те, что выше, были совсем крошечными, я их почти не различал. И мне хотелось к тем, что выше. В груди что-то тянуло. Там было так высоко, небо было таким синим, что я хотел бы превратиться в чайку и подняться туда, где меня не было бы видно с земли. И тогда я подумал: а что если звезды - как чайки? Одни ниже, и поэтому их видно лучше?.. Няня Люда прочитала мне книжку про космонавтов, и я захотел вырасти, стать космонавтом и улететь к дальним-дальним звездам, к тем, которых вообще не видно.

И все-таки интересно, почему папа с мамой всегда так заняты? Мне скучно без них, дни тянутся долго, особенно вечером, когда я просыпаюсь и жду их возвращения. Сначала я спрашивал няню Люду, а потом сам научился узнавать время по часам со стрелками. Когда короткая и толстая показывала на загогулину, которая почему-то называется "цифра восемь", а длинная и худая... ой, тонкая - на другую загогулину, "три", это означало, что вот-вот приедет мама или папа. Или вместе. Если они не приезжали, мне было грустно. Я не мог слушать сказки, в животе тоскливо урчало, и я боялся, что с ними что-то случилось. Так всегда говорила соседка: "Как бы чего не случилось!" Она приходила позвонить от нас и удивлялась, что папы с мамой в такое позднее время не бывает дома.

– А вы бы им позвонили!
– советовала она няне Люде.

– Да неудобно.

Тогда соседка говорила "как бы чего не случилось" и уходила. А я сидел на своем стульчике, трогал пальцами края сидения и думал: "Как бы чего не случилось!" Но мама и папа всегда приезжали. А еще, я помню, этой зимой был праздник, и мы наряжали елку. Елка мне понравилась, но еще больше мне понравилось, что мы были все вместе - и мама, и папа, и я. А потом, на другой день, приехали няня Люда и тетя Рита в Левой, но и тогда мама с папой никуда не ушли. Был бы этот праздник почаще... Мама сказала - только один раз в год. А ведь год - он та-а-акой дли-и-и-инный!.. Просто бесконечный... Наверное, я никогда не дождусь, чтобы быть вместе..."

Николай взглянул на часы. Зря, конечно, Рената отказалась, чтобы он ее подвез. Странная она все-таки, по-прежнему странная. За все восемь лет знакомства он так и не понял ее. "Сезам, откройся!" Иногда это раздражает. Хочешь, как лучше, а она - по-своему... И что ей нужно? Все уладилось, все забылось... Время стирает всё - и хорошее, и плохое. Но что-то не так, Гроссман физически ощущал: что-то не так. Разум не мог понять, чувства атрофировались от перегрузок, оголенные нервы уже не искрили - короткое замыкание. А ответ был где-то близко, рядом, может быть, протяни руку да возьми...

Завтра... Ах, да! Завтра нужно будет заехать вот в эту фирму со странным названием "Бенну", поговорить с менеджером насчет оборудования. Ох уж эта Маргарита с ее идеями! И ведь знает, что Николаю только направление дать, а там уж он и сам не остановится. И захочет - не остановится. Хорошо, что "Бенну" в центре: время дорого, плутать по городу в поисках некогда...

Автоматически Николай свернул к супермаркету. О чем там просила Людмилка? А, ветчина! Понял. Сегодня у нее праздник во всех смыслах: во-первых, день рождения одной из сестер (у них многодетная семья), а во-вторых, он вернется раньше обычного и отпустит ее. Хорошая девчонка - никогда ничего не клянчит. И молодец. И умница. Неприхотливым всегда лучше. Такая не пропадет. И принц для нее найдется, если она того захочет, хоть и далеко не красавица. Бессменная няня Шурика, с одиннадцатимесячного возраста пестует пацана, как родного. И даже лучше.