– Потому что ты Томас! – Ее палец игриво касается кончика моего чуть вздернутого носа.

С трудом размышляю над ее объяснением, оно мне явно не помогает.

– А я лусский? – пристаю к маме.

– Русский, конечно русский! – смеется она.

– А бабуля сказала, что я осетин.

– Ну и осетин тоже!

Мне трудно понять: и русский, и осетин. Но над парадоксом размышляю недолго, во мне вспыхивает новая идея:

– Мама, а мы сегодня пойдем к бабе с дедой?

– Да, они ждут нас на обед, и баба Аза испекла твои любимые пироги.

Я тут же подскакиваю с дивана и замираю по стойке смирно:

– С калтошкой?! Ням-ням! Идем сколее, мама, я плоголодался.

– Да ты ж мой маленький! – изумляется мама. – Неужели никто тебя не кормит?! Ну, пойдем, обувай скорее свои сандалии.

Раз в неделю баба Аза пекла пироги с различной начинкой, а, чтобы угодить моим капризам, стряпала больше всего пирогов с картошкой и ждала меня в гости. Жили они с дедушкой в том же доме, что и наша семья, только через один подъезд. Поэтому уже через минуту я с шумом спускался по ступенькам вниз, напевая слова любимой «Бескозырки». Во дворе я осмотрелся по сторонам и, оставив маму далеко позади себя, вприпрыжку поскакал по сухому асфальту до бабушкиного подъезда. Наш микрорайон построен недавно, но благодаря быстрорастущим карагачам и тополям стал достаточно тенист, чтобы скрыть от июльского солнца. Вот и знакомый подъезд!

Я взбежал на третий этаж. Перед самой квартирой остановился перевести дыхание. Обычная деревянная дверь, выкрашенная в светло-голубой цвет. До звонка я пока не доставал, пришлось постучать.

– Это кто там пришел? – раздался за дверью ласковый голос бабули. Она всегда угадывала мое появление по стуку и начинала игриво спрашивать: «Где мой мальчик?» Меня это забавляло. Я понимал, что сейчас бабе Азе предстоит долго разбираться со сложной системой дверных замков и многочисленных засовов, поэтому терпеливо ожидал снаружи. Через дверные щели в подъезд проник запах свежеиспеченной сдобы – это бабушкины осетинские пироги! Я предвкушал угощение.

– Томик! – обеспокоено позвала мама с лестничной площадки нижнего этажа. – Ты здесь?

Я повернулся на ее голос и радостно отозвался:

– Здесь, мама! Поднимайся быстлее, пилоги с калтошкой есть!

Послышались ее мерные шаги по ступенькам. Щелкнул последний засов, и дверь распахнулась. Меня встречал стойкий аромат домашней выпечки и радушные объятия бабушки.

– Томачка, знаешь, что я для тебя приготовила сегодня? – спросила баба Аза и, не дожидаясь ответа, восторженно объявила: – Пирог с мясом!

– Ула! Вкуснятина!

На пороге появилась мама.

– Привет! – добродушно поздоровалась она.

– Ну, здравствуй, здравствуй, – ответила бабушка в свойственной ей манере. Баба Аза – грозная осетинка и не самая приветливая свекровь, поэтому в ее интонациях всегда проскальзывала толика недовольства снохой.

Из кухни с важным видом помощницы выглянула моя старшая сестра Нелли, вся перепачканная мукой. Следом в прихожую вышел и глава семейства – дед Мамикон. У меня с ним особые отношения, к тому же, своим необычным именем я обязан ему.

Дедушка Мамикон по национальности ассириец, родом из Тбилиси, по отчеству «Томасович». Когда я родился, он, ни с кем не советуясь, пришел в роддом. С шампанским, цветами и конфетами, преодолев все кордоны, дедушка ввалился в послеродовую палату в тот момент, когда меня принесли маме для кормления. С шумом свалив подарки на стол, он спросил: «Мальчик?» Смущенная визитом свекра мама утвердительно кивнула. Дед Мамикон поправил за козырек большую кавказскую кепку «аэродром» и громко на всю палату объявил: «Томас!» – это означало, что отныне меня будут звать этим странным заграничным именем.

– Ну что, хохол, пироги есть пришел? – привычно «поддел» меня дед и без малейшего намека на улыбку продолжил с очень серьезным видом. – Давай, иди, ночуй в доме у своей хохлушки!

Дело в том, что моя мама была наполовину украинкой, и дед Мамикон любил меня так дразнить, потому что я, в отличие от сестры, никогда не оставался у них ночевать. Папа часто находился в командировках, и я, ни за какие осетинские деликатесы, не желал расставаться с мамой.

– Иди сюда, хохол, я тебя понюхаю! – добродушно позвал меня дед Мамикон. Я подбежал к нему. Дедушка наклонился и вдохнул запах моих волос, театрально поморщился. – Уф! Опять от тебя русским духом пахнет!

Его заявление удивило меня. Недолго думая, я сорвался с места и побежал в ванную комнату. Подставив голову под струю теплой воды, старательно смываю «русский дух», наскоро вытираюсь полотенцем и возвращаюсь к дедушке.

– Ну-ка, а сейчас?

Дед Мамикон продолжил разыгрывать меня. И после того как я несколько раз сбегал в ванну, чтобы старательно отмыться от запаха, у меня ничего не вышло. Я расстроился. Мама заступилась за меня. Подхватила меня на руки, нежно прижала к себе, безмолвно наградив поцелуем. Мне было достаточно этих мгновений, чтобы ощутить прилив смелости. Я тут же выскользнул из материнских объятий и решительно направился к деду Мамикону. Он уютно устроился на диване, чтобы начать трапезу. Я подошёл к нему, взглянул в глаза и, чеканя слова, язвительно бросил: «Ничего, лусские тоже люди!»