Поговорив с ним, директор обратился к Брагину:

– А вы, Брагин, не забудьте дела, которые я вам поручил...

– Как можно забыть, ваше превосходительство! Сделаю все, все, до дела Лязгина включительно...

– Да, дело Лязгина... Да, да, - прервал директор, - ведь я вам его передал?

– Как же, ваше превосходительство, оно у меня: Лязгину назначено двести рублей на командировку, да прогонных по чину. Бумага у меня готова...

– Так Иван Богданович подпишет мои распоряжения, офицер получит деньги и отправится... Да... да... Что еще я хотел сказать?
– торопился директор.

– Пойдем скорее! Мы опоздаем!
– говорила между тем директорша и наскоро отдавала горничной разные мелкие вещи для размещения их в вагоне и в то же время прощалась с родными и знакомыми.

– Adieu, ma chиre, - кричали ей разные голоса.
– Пишите чаще! Прощайте! До свиданья!

– Да, да; я еще что-то хотел объяснить, да как в этой суматохе объяснишь!.. Прощайте, прощайте!..

– А вам, Петр Петрович, - обратился директор к экзекутору, - я еще на квартире сказал, что без меня делать... Еще что-то я хотел сказать... говорил растерянный директор.

– Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, - твердил, как сорока, экзекутор,

Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.

– Так прощайте, до свидания!
– сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.

– Прощайте, ваше превосходительство!
– кричали все.

– До свидания!
– повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.

Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.

– Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!

– До свидания, до свидания!
– раздавалось из вагона. Поезд тронулся и ушел.

Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.

– Теперь мы покутим!
– сказал Брагин.
– Директор, слава Богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!

– И то мякушка, ты правду сказал! И ленивый какой - ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит "вице-директор" - сейчас подпишет.

Брагин усмехнулся.

– Пойдем-ка лучше в место злачное и покойное, где ни печали, ни воздыханий... Туда, знаешь, на угол?
– сказал он.

– Хорошо, да только мне надо забежать в департамент: там у меня дело есть, надо распорядиться.

– И мне нужно на часок-другой домой: у меня ведь бумаги о Лязгине не готовы, хоть я и сказал директору, что написал их. Пожалуй, завтра Иван Богданович спросит.

– Лязгин то и дело бегает к казначею: ждет не дождется, когда получит деньги.

Оба засмеялись.

– Так часа через два мы там опять...
– сказал Брагин.
– Знаешь?

– Знаю, знаю!
– с усмешкой отозвался экзекутор, и приятели разошлись, чтоб в скором времени опять сойтись в трактире.

Какой же вывод сделать из всего этого!
– Ровно никакого.

Прошел один, другой и третий май-месяцы... Их сменяли летние жары, потом осенние непогоды, зимние морозы и так далее. Дом стоят все на том же месте. Надо начать сначала: с голубей, воробьев и кошек. Первые выводили новые поколения, кошки тоже обзаводились котятами. И те, и другие вели между собою войну: кошки учили котят гоняться за голубями и воробьями, а воробьи и голуби, в свою очередь, так же, как и прежде, перелетали на другую крышу.

Дворники, может быть, все тот же Архип и его товарищ, по-прежнему ставили самовары и пили чай, потом принимались мести двор и улицу, в ущерб прохожим и проезжим, все с той же оговоркой: "полиция велит!" По-прежнему они плескали из шаек и полоскательных чашек воду на двор и мостовую.

По-прежнему проезжал по улице "сам" и, может быть, грозил пальцем дворникам и городовому. Швейцары графа и графини Решетиловых все ссорились между собой, по-прежнему разбирали, кому какие журналы и письма.

Граф Решетилов уехал на лето в свое имение хозяйничать. Жена его, послушав проповедников русских и нерусских, отправилась за границу на воды, с дочерью и гувернанткой. Дети их ушли в лагерь. Квартира опустела. Только оставленные беречь ее лакеи расселись на барских диванах и играли в носки и в свои козыри.

Важный чиновник, выпросив себе у начальства еще какую-то лепту, сосватал себе невесту, в купеческом семействе, как он хотел, с большим приданым. Теперь он заводит экипаж и лошадей, и высматривает в газетах, не продается ли где-нибудь подешевле и то и другое. Он заметил в какой-то газете, что выгодно продается пара вороных, с белою во лбу отметиной. Кроме того, он убирает свою квартиру, заводит мебель, зеркала и ковры, все руководясь газетами. Да еще у своего начальства выпросил крупную сумму на свадьбу.