— Расслабься, — шепчу, невесомо целуя в губы. — Мы просто попробуем, но ты всегда можешь меня остановить.

Тоня кивает. Как и полтора года назад, обхватываю ее лицо ладонями и медленно протискиваюсь в неимоверно узкое, скользкое от ее влаги отверстие. Тоня морщится, но не сжимается. Хотел бы я, чтобы в первый раз ей было так же невозможно охренительно, как мне сейчас. Не хочу растягивать приятный для меня, но болезненный для нее процесс, и одним резким движением проникаю на всю длину.

И вопреки ожиданиям, Тоню выгибает мне навстречу, а ее ноги плотно обхватывают меня за пояс, подтягивая ее выше и толкая меня к ней навстречу.

— Не больно?

— Нет, совсем нет. Еще так, пожалуйста, — шепчет жарко, и я со стоном снова двигаюсь вглубь нее.

А потом снова и снова, резко вколачиваясь в податливое, желанное тело до искр из глаз и тупого мата вместо мыслей.

Тоня протискивает руку между нашими телами, и мне башню рвет от мысли, что она ласкает себя. Отстраняюсь и сажусь задницей на пятки, потому что должен видеть это. Сжимаю худые бедра, и когда Тоня невозможно сжимается внутри, выгибается, со стоном ныряет пальцами во влагалище и стискивает покрывало второй рукой до треска ткани, не выдерживаю и кончаю как никогда в жизни следом за ней. Спину выгибает, член пульсирует, пальцы стискивают смуглую, нежную кожу до синяков, и я не могу сдержать хриплый от перехватившего горло судорожного спазма стон.

Кажется, это длится и длится, пока я, наконец, не падаю на все еще содрогающееся от оргазма напряженное тело. Чувствую ее пальцы в волосах и позорно хочу рыдать от счастья. Теперь уже сам утыкаюсь ей в шею, с трудом пытаясь протолкнуть воздух в легкие.

Тоня

Пара часов спустя

— Привет, мартышка, — весело говорит Антон, присаживаясь на корточки посреди газона в нескольких шагах от Вики, терпеливо ждет, а потом и подхватывает неуклюже подошедшую и радостно улыбавшуюся ему дочь.

Она вся в песке, который Федор Ермолаевич завез на участок специально для ее персональной песочницы. Мартышка, оправдывая прозвище, цепко хватается перепачканными ручками за шею мужа, и Антон встает, почти не поддерживая ее, повисшую на нем и от того неимоверно счастливую.

Они встречаются вот так каждый вечер, но, кажется, это никогда не надоест никому из нас. Включая умильно наблюдавшегося за картиной Федора Ермолаевича, который вышел на пенсию и все свое время теперь тратит на превращение своего шикарного сада в детскую площадку.

— Ее игрушки, — протягивает мне объемную сумку, которая путешествует с Викой, куда бы мы ни поехали.

— Спасибо, что присмотрели, — благодарю с улыбкой, пока Антон щекоткой доводит ребенка до сумасшествия, но Федор Ермолаевич только отмахивается. И так всем ясно, что он с радостью возится с Викой и без стеснения называет ее внучкой.

— Останетесь на ужин?

— С удовольствием!

Ведь до накрытого в зале стола мы так и не добрались.

***

Уставшая за день Вика заснула еще на подходе к дому. Проснулась ненадолго на время купания, но потом снова вырубилась, так что в кроватку ее укладывали уже глубоко спящую. Беру ее сумку и иду в ванную — смою с игрушек налипший песок, пока Антон выбирает фильм для вечернего просмотра. Набираю в ванну немного воды и приступаю к сортировке — плюшевое в стиралку, все остальное в ванну. Внутри сумка тоже в песке, поэтому и ее собираюсь закинуть в стирку, но мое внимание привлекает маленький, размером с десять копеек, зеленый стеклянные шарик.

Задумчиво кручу его в руке и, пока в очередной раз не забыла, выключаю воду и иду к мужу.

— Антон, не покупай ей больше такие мелкие игрушки, — показываю шарик.

— Я думал, это ты, — говорит рассеяно, бросая на меня короткий взгляд.

Задумчиво кручу шарик в руке, разворачиваюсь и ухожу. Завтра обязательно поговорю с Федором Ермолаевичем. Хотя мне казалось, воспитав трех детей, он должен знать, что вот такие красивые мелкие вещи дети и пихают куда не следует.

Как-то я отвернулась на две секунды, и Вика почти засунула в нос косточку от арбуза. Шарик для ее носа еще слишком большой, но малышка очень целеустремленная.

Захожу в детскую и кладу шарик в небольшую стеклянную банку, которая уже почти заполнена такими же разных цветов. Возвращаюсь в ванную, домываю и раскладываю сушиться игрушки и заваливаюсь на диван к Антону — он уже вывел фильм на экран телевизора.

— Что смотрим?

— Вышел второй «Аватар». Нравится такое?

— Ты же знаешь, что да, — трусь щекой о его голое плечо.

Чувствую долгий поцелуй в макушку и не могу сдержать счастливого вздоха.

***

Прошла неделя с тех пор, как я нашла стекляшку в сумке дочери и поговорила сначала с Антоном, потом с Федором Ермолаевичем, а потом и с родителями, у которых Вика, впрочем, бывает не так уж и часто. И вот сегодня я снова нашла шарик, на этот раз приглушенного сиреневого цвета.

Антон давно спит, а я лежу на спине и верчу в пальцах очередную стекляшку, которая в лучах лунного света будто светится изнутри. Никак не могу понять, где Вика их находит, и мне это не нравится. Понимая, что уснуть сейчас вряд ли смогу, решаю больше не мучиться и выпить чего-нибудь горячего, что-нибудь успокаивающее и усыпляющее. Если правильно помню, еще должен остаться ромашковый чай.

Резко откидываю одеяло и выползаю из постели, даже не заботясь о том, что муж может проснуться. Обычно просыпается он перед тем, как выехать утром из дома и до машины доходит в полусне. Хотя иногда мне кажется, что он просто делает вид, что уже не спит.