– Милли умерла прошлой весной, – печально ответила Мэгги. – И я до сих пор тоскую по ней и Биллу. Вы не представляете, какими чудесными людьми они были! Билл, бывший полицейский, обожал моего сына, играл с ним, читал ему книги, а когда Тим заболевал, они с Милли ухаживали за ним, чтобы я не пропускала работу. Они так много для меня сделали!

– Итак, год назад вы переехали в Окленд…

– Да. Вскоре в "Северной Калифорнии" открылась вакансия, и меня взяли работать секретарем. Пообещали большую зарплату, чем ту, которую я получала, работая кассиром, и множество всяких льгот. – Мэгги, усмехнувшись, покачала головой: – Собственно, историю о том, как мистер Бриннон морочил мне голову, вы уже знаете, Джейк… В районе, где живем мы с Тимом, аренда квартиры значительно выше, чем была у Билла и Милли, но переехать в другой, благополучный район я не могу. Там жизнь еще дороже. Немаловажным преимуществом является то, что мой дом расположен поблизости от станции электрички, и автобусная остановка совсем рядом. Одно время я подумывала перебраться в Ричмонд, но там все то же самое. Не знаю, может быть, я совершаю очередную ошибку, оставаясь в Окленде… – Мэгги замолчала и вопросительно взглянула на собеседника.

– Вы поступаете правильно, – тихо сказал он и накрыл ладонью руку Мэгги.

Мэгги смутилась и осторожно высвободила свою руку.

– Возможно, – пробормотала она, – но иногда я сомневаюсь в этом.

– Почему?

– Потому что дома, в Джорджии, у меня есть приятель, который хочет на мне жениться, – призналась Мэгги. – Мы переписываемся, и он все время просит меня вернуться. И порой, когда жизнь начинает казаться мне невыносимой, я думаю о том, чтобы вернуться в Джорджию и выйти замуж за Бобби Семпла. Как представлю, что детство Тима пройдет в этом грязном, задымленном Окленде, где ему даже негде гулять и не с кем играть, меня охватывает страх. Я начинаю склоняться к мысли о возвращении домой. Мне ведь удалось скопить немного денег на тот случай, если я все-таки решу уехать в Джорджию.

Заметив озадаченное выражение лица доктора Голдинга, Мэгги замолчала. Может быть, ей не следовало рассказывать ему о Бобби? Но кто, как не психотерапевт, даст ей верный совет? Ведь сама она все время сомневается: то ей кажется, что надо вернуться домой и выйти замуж за Бобби, то она напрочь отвергает эту мысль, считая глупой.

– Вы его любите? – глухо спросил доктор Голдинг.

– Бобби Семпла? Нет, не люблю, – твердо заявила Мэгги. – И никогда не любила.

Она усмехнулась, вспомнив, что каждый месяц Бобби посылает ей письма, в которых с грубоватым юмором рассказывает о своей жизни. Как они с приятелями собирают урожай земляных орехов, ходят на охоту, выпивают… И каждое письмо Бобби заканчивает одними и теми же словами: "Мэгги, возвращайся домой! Я тебя жду". Она всегда отвечает на письма Бобби, но никогда ничего определенного ему не обещает.

– Вы его не любите, однако иногда подумываете о том, что было бы неплохо выйти за него замуж? – с усмешкой спросил доктор Голдинг.

– Да, порой я так думаю, – призналась Мэгги. – И знаете почему? Мне кажется, можно выйти замуж и без любви.

– Вот как?

– Да. Для меня очень важно, чтобы человек, за которого я выйду замуж, стал хорошим отцом Тиму. Я хочу, чтобы Тим жил в уютном доме с садом и мог бы играть со сверстниками… А Бобби, по моему мнению, именно такой человек. Да и у меня появилась бы поддержка. Как говорится, крепкое, надежное плечо, на которое я могла бы опереться.

– Между прочим, у меня тоже крепкие плечи, – шутливо произнес доктор Голдинг, но лицо его оставалось серьезным. – Может, вам опереться на меня, Мэгги?

Она улыбнулась, подумав, что доктор Голдинг – действительно очень надежный человек. Добрый, основательный, сильный.

– Заманчивое предложение, – быстро сказала Мэгги. – Да… так о чем я говорила?

– Вы рассказывали о своих неурядицах, – напомнил Голдинг. – Что еще вас тревожит?

– Меня беспокоит привычка Тима все время носить куртку с капюшоном, изображая Супермена, – призналась Мэгги.

– А что в этом плохого?

– Дело в том, что эту куртку Тим носит постоянно и не желает переодеваться ни при каких условиях, – начала объяснять она. – Он снимает ее, только когда ложится спать. Представляете, Тим целыми днями бегает по квартире в этой куртке и играет в Супермена! – Мэгги расстроенно покачала головой и тихо спросила: – Это… ненормально?

– С чего вы взяли? – удивился доктор.

– Моя подруга Джина утверждает, что это плохой признак, свидетельствующий о неумении Тима приспосабливаться к окружающей действительности. Якобы Тим неуютно чувствует себя среди людей, поэтому инстинктивно стремится перевоплотиться в какую-нибудь значительную, пусть даже вымышленную личность. Джина говорит, что ребенок живет в мире фантазий.

– Ничего страшного, – сказал доктор Голдинг. – Наш отец, например, каждый вечер читал нам в детстве "Приключения Зорро". Мне тогда было… – Джейк поднял глаза к потолку. – Да, я был в возрасте Тима, Джо ходил уже в первый класс, а Дэнни исполнилось два года. И мы с удовольствием слушали эти истории и уговаривали мать, чтобы она купила нам маски, как у Зорро.

– И она купила их?

– Нет, – улыбнулся Джейк. – Она сшила их из куска старой черной материи. Всем троим: Джо, мне и Дэнни. Мать спросила у Шелли, не хочет ли она тоже ходить в такой маске, но сестра отказалась и попросила, чтобы ей сделали вуаль. В то время Шелли изображала сеньориту Родригес.

– И ваша мама сшила ей вуаль? – с улыбкой спросила Мэгги.

– Да, из кружев старой ночной рубашки.

– Но вы же с братьями не ходили в черных масках целый день! А мой Тим носит эту дурацкую куртку не снимая.

– Мы разгуливали в них постоянно примерно год.

– Да, но у вас, Джейк, были братья и сестра, с которыми вы могли играть, а у Тима никого нет. Он вынужден играть один. Джина утверждает, что одиночество – одна из причин, побуждающих его существовать в воображаемом мире.