Разумеется, я не застал то прекрасное время, когда мир писал гусиными перьями, но в свои школьные годы я писал ими. За сараем, на выгоне, где паслись соседские гуси, я собирал выпавшие из их крыльев перья, приносил домой и затачивал их «перочинным» ножом. Получалось не сразу, но я был упорен в своём желании добиться успеха и, в конце концов, добивался. Потом я гусиными перьями писал свои первые стихи. Несколько перьев и старую чернильницу я храню с той поры… так, на всякий случай.

Но всё же моему поколению повезло – мы жили и учились в ту благословенную эпоху, когда пассажиры в метро читали книги, их уши были свободны от проводов и доступны общению, а русский язык ещё не был так бесцеремонно захламлён иностранным мусором. Молодым может показаться странным, но слова «кобель» и «сука» – это о собаках, а «мальчик» и «девочка» – это о людях. И защищать свой язык нужно так же, как защищать Родину. А попавшие в плен иностранные звукосочетания неплохо было бы, для начала, обучить падежным окончаниям, или пусть катятся на все четыре…

С грустью и огорчением я наблюдаю за тем, как всё меньшее количество людей знает, что нет в русском языке глагола «кушать», что вместо этой лакейской размазни, которая, как ругательство, режет слух, следует использовать глагол «есть» . «Я ем, он ест, мы едим» .

Было же время, когда этому учили…

Где же оно теперь – наше светлое прошлое? В каком измерении искать его? Куда исчезли его звуки, запахи и голоса, задёрнутые пеленой бесконечной смены времён? Во что преобразилась вечная энергия его усилий, переживаний и возвышенных чувств? Где весь тот мир, в котором мы жили и учились, в котором любили и были счастливы? Где он? В какую звёздную бесконечность летит его свет? Не догнать уже…

И только упрямый сон пытается сделать невозможное. Он упорно вытаскивает из глубин моей памяти разрозненные обрывки…

Не спрашивайте меня: «Зачем?»

Зачем болит сердце? Зачем идёт дождь или пахнет в апреле оттаявшая земля? Зачем терзают нас воспоминания в минуты и часы душевного одиночества? Отчего с годами мы всё чаще ищем общения и тяготимся заслуженной свободой? Не потому ли, что мы боимся остаться один на один со своей памятью, от которой нельзя укрыться?

Так что же это такое – память – и почему она бывает такой жестокой?

Наша память – это кладбище на песчаных дюнах времени, где под слоем песка укрылось всё то, чем мы жили когда-то – очень давно. Ворошить память – всё равно, что рыться в могилах: не самое весёлое занятие. И всё же порою мы воскрешаем для себя давно забытые голоса и лица, и подёрнутые паутиной времени события. Мы погружаемся в этот сон, словно ходим по замку спящей королевы. Мы видим тех, кого знали когда-то, кого любили и с кем дружили, только все они погружены в сон и не видят нас. Тогда начинает перехватывать дыхание и замирает от боли сердце. Одиночество становится невыносимым, и душа не находит себе места…

Боже, утешь меня! ..

Сон приходит каждый раз незвано, приходит по-разбойному – под утро. Втекает с утренним молочным туманом, впивается в подушку и погружает меня в светлые годы моей молодости.

Бедное, но счастливое время! Сколько было сил и уверенности в себе, сколько желаний! Весь мир был нараспашку, а жизнь виделась далёкой перспективой – прямыми линиями, сходящимися на горизонте в точку. Эта точка была так далека и мала, что даже не рассматривалась как некая сущность, достойная подробного изучения. Возможно, эта точка была маленькой дырочкой, оставленной ножкой циркуля на бумаге, в которую, как в чёрную дыру, сходился и втягивался весь мир.

Прошло сорок лет, настала другая эпоха. Государство сменило название и пол, и вместо бесстрастного отчима мы вновь обрели Родину-мать с гордым и красивым названием – Россия. Воинственный кумачовый цвет заменён на благородный синий, и далёкая некогда точка на горизонте приблизилась. Она превратилась в большое серое облако плотного тумана, в котором не видно берегов, но который неумолимо надвигается, поглощая и растворяя в себе, как в царской водке, всё живое.

Каким наивным я был, когда полагал, что миром правит справедливость и что зло всегда будет побеждаться добром! Так учила меня мать, хотя и не читала никогда Библии. И я был уверен, что справедливость – есть одна из высших наших ценностей. По правде сказать, я и теперь в это верю, хотя жизнь неоднократно убеждала меня в обратном. Но я, как упрямый осёл, стою на своём и, уверовав раз, не отрекаюсь от своих убеждений.

Вторые петухи, как второй звонок в домашнем театре, возвращают меня к утреннему сну. Его расплывчатые картинки вновь кружатся перед глазами, выхваченные из тёмного сознания потоком света.

Шум и толчея у фонтана во дворе института сменяются тишиной Красного зала, где Бунин читает лекции по истории градостроительного искусства, в темноте над трибуной таинственно мигает огонёк его сигареты; на кафедре рисунка под сводами храма Николы-чудотворца в звонарях голые натурщицы танцуют с гипсовыми греческими атлетами…

Вращается карусель, мелькают старые картинки.

Сон прерывается всегда в одном и том же месте: когда я пытаюсь открыть эту чёртову дверь, ведущую на кафедру иностранных языков. Что же скрывается за ней, что прячет от меня моё подсознание? Быть может, ту, которую я когда-то знал? Её исчезающий, едва уловимый образ стёрся от времени, как итальянские фрески в романских храмах далёкой Тосканы, но стоит только на минуту сосредоточиться и закрыть глаза, как нежные её черты начинают проявляться сквозь толщу времени и обретать размытые очертания…