Лильрин подплыл к веревочному трапу и начал карабкаться вверх, держа меня на весу одной рукой. Я успела еще удивиться — прямо как акробат на празднике в честь богов. А потом он передал меня свесившемуся через борт Сириану, и я оказалась на палубе.

— Когда ты прямо с ящера вниз сиганул, я уж решил, все, рехнулся парень, — произнес, выступая из-за бухты канатов, эсс Гурзиш. — Оно вона как. Почуял, значит, любимую, даже под водой. Или успел заметить, как она упала?

— Лю… любимую? — переспросила я шепотом.

Лиль ничего не ответил, только забрал меня у Сириана и быстро поцеловал в висок, а потом еще раз.

— И правильно, не время для разговоров, — одобрительно кивнул эсс Гурзиш. — Буря приближается, да и рифы уже недалеко. А зверушка наша подустала за эти дни, да, чешуйчатый? — Старик похлопал ящера по носу, и тот согласно фыркнул, зажмурившись от удовольствия. — Я тут, значит, окороков с десяток видел, берем их — и крылья в лапы на тот островок, что мы видели, когда к кораблю летели. Там непогоду переждем, лошадку нашу крылатую покормим, заодно и поговорите по душам. Давайте, парни, пошевеливайтесь!

Я ничего не успевала ни сказать, ни сделать — Лильрин действовал быстро и решительно: загородив спиной от других мужчин, шустро и ловко сдернул с меня мокрую одежду и закутал в большой кусок мягкой ворсистой ткани, в котором я узнала роскошное покрывало из капитанской каюты. Но прежде, чем запеленать меня с головой, он нахмурился на ошейник, так и душивший меня за шею.

— Ох ты! — Поскольку Лиль меня больше не загораживал, эсс Гурзиш разглядел «украшение» и впервые на моей памяти грязно выругался. — Вот оно что! Стало быть, этот лорд был потомок охотников! И не просто так на остров наш приехал с самого начала. Еще и потому гнилую его натуру никто не разглядел — умели они закрываться, гады, спокон веков… Ты вот что, парень. Если все верно, о чем я догадываюсь, то ни малышка, ни мы снять эту дрянь не сможем. Зачарована. А вот у тебя шанс есть. Коли ты настоящий хранитель, то… особая сила у тебя.

Я не знаю, как так вышло, но Лиль сжал губы, заглянул мне в глаза и, не колеблясь, коротко скомандовал:

— Выдохни. Пожалуйста.

А потом взял и порвал проклятую удавку одним движением.

Я буквально захлебнулась хлынувшим в меня воздухом — такое чувство, что вырвалась из тесного, наглухо зашитого мешка. Закружилась голова, и я бы упала, но Лиль был начеку и подхватил меня на руки раньше, чем это случилось. А я плыла сквозь ощущения, сквозь живой шепот мира, в котором теперь различались сотни и тысячи голосов — море, небо, тучи, даже ветер… Они звучали как струны музыкального инструмента, и все перекрывалось ликующей песней Лирити.

Ящер взлетел над волнами и легко, словно поддерживаемый ветром, перенесся на тот самый остров, куда я собиралась плыть. Мне показалось, что прошло всего мгновение, а Лиль уже усаживал меня на прихваченную с палубы корабля постель под каким-то деревом, а эсс Гурзиш и Сириан натягивали над нашей головой запасной парус — на случай дождя. Костер тоже разгорелся как бы сам собой, по волшебству. И горячий чай с травами сам возник в кружке, поднесенной к моим губам.

— Пей, — серьезно проговорил Лильрин, устраивая меня у себя на коленях и обнимая. — Тебе надо согреться.

Я послушно отхлебнула и закашлялась — в питье добавили крепленого вина, и от души. Кружку придержали, меня погладили по спине, и…

— Тихо, маленькая птичка, — сказал он мне на ухо. — Все страшное уже закончилось. Больше никто ни к чему не будет тебя принуждать, никогда. И я не буду. Ты просто помни, что я рядом. И я люблю тебя.

Я замерла, не смея и не умея поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо, а он все обнимал и шептал:

— Будь любой. Какой хочешь. С кем хочешь. Только будь, пожалуйста. Если когда-нибудь тебе понадобится, чтобы твою силу поддержали... или просто ждали дома с одеялом и чашкой горячего супа… я рядом. Всегда.

Я все же подняла глаза. Посмотрела на него. Глаза в глаза. И вдруг все, что случилось за эти дни, да и вообще все, что было в моей такой нескладной жизни, поднялось комом к горлу и…

Я так судорожно и крепко цеплялась за него, что у меня болели руки, но я почти не чувствовала этого, я рыдала в голос, уткнувшись Лильрину в грудь, выплескивая со слезами весь страх, всю боль, тоску, одиночество…

Он держал меня на руках и укачивал как маленькую, бормотал что-то бессмысленно-ласковое и глупое, именно то, что мне было больше всего нужно услышать. С каждым его словом тиски на моей душе как будто разжимались, выпуская на волю целый вулкан эмоций. Я больше была не одна, это было так странно, и…

И первый поцелуй получился соленым, со вкусом моих слез.

А потом я уснула. Наверное, впервые в жизни так спокойно и тепло мне было, что сон пришел сам, на пушистых лапках тихо сполз с ближайшего дерева и мягким облаком опустился на веки.

***

Утро было солнечным, от вчерашней бури не осталось и следа. Море, правда, выглядело слегка растрепанным из-за беспорядочно рассыпающихся прядей белой пены. Но нам ведь предстояло не плыть, а лететь. Так что я смотрела на то, как сердитые бараны разбивают свои зеленовато-прозрачные закрученные лбы о береговые скалы, без особого трепета, даже с удовольствием.