— Выхода нет, — тяжело вздохнула старшая целительница, глядя, как я тщательно одеваюсь, — иначе я никогда и ни за что не выпустила бы тебя из крепости и вообще не допустила до лечения еще как минимум месяц. Но это нашествие… — Она устало опустилась на лавку и уронила руки на колени. Я украдкой подавила такой же горький вздох: эсса Маирис за прошедшие три недели постарела минимум на десять лет.

— Мы не успеваем, — тихо сказала она, глядя на меня с непонятной жалостью и одновременно надеждой. — Это нашествие не такое, какие были раньше. Еще никогда на коллегию и город не нападало столько тварей одновременно. А вольных земледельцев и вовсе выдавили со свободных земель, все были вынуждены бросить дома и поля и искать убежища за крепкими стенами крепости Росшанхорна.

Все так и было. Даже в коллегии уже начала ощущаться нехватка продуктов, завтраки, обеды и ужины стали гораздо проще и беднее, хотя количества еды пока на всех хватало. Повара с изысканных блюд перешли на супы и каши, стараясь накормить прорву народу прежде всего сытно.

Слава всем богам, запасов было сделано немало, как я поняла, именно на такой вот случай. Но ведь и они не бесконечны.

— Пойдешь с отрядом стражей и охотников к самому крупному селению в свободных землях. — Маирис в который раз принялась повторять мне задание. — С вами пойдут хозяева тех угодий — взрослые и самые сильные мужчины. Надо попытаться снять урожай, хотя бы часть его. И вывести тех, кто не успел бежать, но смог забаррикадироваться в домах и подвалах. Мы своих людей бросить не можем.

Я серьезно кивала, хотя и выслушивала это уже в десятый раз как минимум, а попутно с помощью Маирис в десятый же раз проверяла дорожные сумки — все ли уложено из лекарских инструментов и снадобий. Не всегда надо сразу лезть в потоки, бывает, можно обойтись и обычными средствами.

Ну и свои вещи перепроверила — в свободных землях лишнюю рубашку или нижние штаны взять неоткуда.

— Командиром будет Сириан, и ты должна слушаться его беспрекословно. — Маирис строго на меня посмотрела. — Бес-пре-кос-лов-но, поняла? Скажет лечь — ложись, скажет прыгнуть — прыгай. Он головой отвечает за своих людей и за тебя в особенности, а ты мало того, что как маяк для тварей, с твоей-то силой, так еще и не успела толком прижиться вне крепости.

— Я поняла, Маирис. — Мне уже не терпелось сбежать от ее нравоучений, но я понимала, что она говорит дело. — Ты только не увиливай от ответа и скажи мне четко, где мой шадаг, и я перестану даже мысленно отвлекаться от предстоящего похода.

Видя, как наставница недовольно сморщилась, я тоже упрямо сдвинула брови и продолжила:

— А то ерунда ведь получится, буду думать о нем, а не о деле. Ну что за секреты дурацкие, в самом деле!

— Вот упертая девка! Вы там в вашем нижнем мире как по одной мерке скроены! — Маирис поджала губы, а потом махнула рукой. — Сама увидишь все, понятно? Шадаг-шадаг, всю голову мне проклевала своим шадагом. Ладно бы влюблена была, а так вообще не пойму, чего тебе от него нужно.

— Влюблена? — изумилась я. — С чего? Я же его толком не знаю. Мы встречались… до переноса — по пальцам пересчитать можно. И теплых чувств он у меня точно не вызывал при тех встречах. А здесь мне и вовсе не до глупостей было. То, что он поумнел и смог избавиться от метки, — это здорово, но я все равно за него отвечаю. Хочу увериться, что он сам дальше устроится, без меня, и спокойно буду свою жизнь жить.

— А того, что парень красивый, тебе недостаточно для влюбленности? — поневоле отвлеклась от дел насущных наставница. — Девчонкам-то вон хватило, заглядывались на него, даже несмотря на то, что шадаг. А как очистился, так того и жди, к рукам приберут. Твоего позволения спросят, конечно, но, если тебе самой не нужен, приберут, как есть.

— А при чем тут внешность? — снова не поняла я, старательно подавляя где-то в самой глубине души смутное недовольство тем, что предсказывала целительница в отношении Лильрина и других девушек. — Если так рассудить, некрасивых людей вообще не бывает. У всех руки-ноги-голова более-менее одинаковые. Нет, вот Сириан особенно хорош, признаю, но это же не повод в него влюбиться?

— А что для тебя повод? — неподдельно заинтересовалась пожилая женщина. Она вернулась к своему делу — перебирала флаконы в походной аптечке, проверяя и перепроверяя количество, качество и сроки годности снадобий, но делала это настолько привычно, что руки действовали сами, позволяя хозяйке выпытывать у меня ответ на непростой вопрос.

— Ну… — Я посмотрела на нее и полезла в третий раз считать рулончики перевязочного материала. — Не знаю даже… Какой он человек. Добрый ли. Умный. Смелый… Умеет ли слушать. Будет ли верить. Как отнесется к моим успехам, не станет ли чувствовать себя уязвленным, раз жена такая мастерица. Да много чего должно сойтись — мне же с ним не просто… спать. Но и детей рожать, жить вместе. О чем говорить станем вечерами у огня, будут ли нам обоим смешны одни и те же шутки, насколько уютно при нем молчать и заниматься своим делом. Как он к детям вообще относится, вдруг будет так воспитывать, что лучше детей в охапку — и бежать. Как ему самому со мной — только ли внешность интересна, только ли сила, или я сама? А то ведь и красота, и Маа могут исчезнуть, а что останется?

— М-да. — Наставница посмотрела на меня пристально и, как мне показалось, с уважением. — Не ожидала, хотя знаю тебя вроде бы уже неплохо. Так впору в сорок лет рассуждать, пожив и поглядев на жизнь других. А ты еще девчушка совсем.

— Глупый учится на своих ошибках, умный — на чужих, — невесело усмехнулась я, вслух помянув народную пословицу. — В большой семье такого насмотришься… а потом еще в обители, куда самые разные люди приходят со своими историями. Лекарю их рассказывают даже чаще, чем случайному попутчику. Особенно если внимательно слушать.