Шрифт:
– Да.
– Вот я и поеду в ГАИ. Начальник областной ГАИ сказал, что могу от его имени, есть там некий старший лейтенант Рудько...
Городская ГАИ находилась почти на выезде из города, на магистральном шоссе. Двухэтажное здание стояло в ремонтных лесах. Левую сторону фасада уже красили каким-то ужасным лиловым цветом. Боясь запачкаться, Левин осторожно пробрался к центральному входу и узнал у дежурного, где найти старшего лейтенанта Рудько.
В кабинете сидели двое, оба в штатском. Оба одновременно подняли головы, когда вошел Левин.
– Мне нужен старший лейтенант Рудько, - сказал Левин.
– Я Рудько.
– Моя фамилия Левин. Я сотрудник сыскного бюро "След". К вам по рекомендации начальника областного ГАИ.
– Садитесь. Чем могу быть полезен?
Левин изложил.
– Что требуется от меня?
– Установить, какой организации принадлежит этот "рафик" и фамилию водителя. Вот регистрационный номер, - Левин протянул листок бумажки.
– И все?
– Не совсем.
– Хорошо. Посидите минутку, - Рудько вышел.
Левин посмотрел в окно, выходившее во внутренний двор. Там стояло три патрульных машины, несколько помятых, с выбитыми стеклами, с развороченными крыльями и вставшими дыбом капотами "Жигулей", "Волг", "Москвичей".
– Что это у вас за бюро такое?
– нарушив молчание, спросил вдруг следователь, сидевший за другим столом.
– Частный сыск, - коротко ответил Левин.
– И что же вы ищите?
Так же коротко Левин просветил любопытного.
– Ну, а если муж подозревает жену, возьметесь, чтобы проследить за нею и установить любовника?
– На вашем месте я бы занялся этим самостоятельно.
– Мне не нужно, я абстрактно интересуюсь.
– Если муж дурак, то, пожалуй, поможем.
Вернулся Рудько.
– Машина принадлежит пивзаводу. Фамилия закрепленного за нею водителя Дугаев Равиль Гилемдарович, - сказал Рудько.
– Кому? Пивзаводу?!
– ахнул Левин.
– Что, не сходится?
– спросил Рудько.
– Нет, вот теперь вроде начало сходиться, - уже спокойно ответил Левин.
– Что от меня требуется еще?
– Можете нам помочь. А, возможно, и себе, - схитрил Левин.
– Каким образом?
– Хорошо бы сделать вот что...
– Левин начал излагать свой план.
У Михальченко сидела какая-то дама лет пятидесяти, лицо ее было густо покрыто румянами, глаза увеличены черной и синей красками, на голове возвышалась скирда волос. На женщине была белая юбка и белый пиджак из тончайшей лайки.
– Ты скоро освободишься?
– спросил вошедший Левин.
– Да, мы уже заканчиваем, - ответил Михальченко, и Левин уловил в его глазах еле сдерживаемый смех.
– Я вас очень прошу, возьмитесь. Я ведь не "деревянными" оплачу ваши услуги, а валютой, СКВ, понимаете?
– Понимаю. Договоримся так: вы подробно изложите все это на бумаге, все данные, а мы это рассмотрим на правлении и решим.
Дама выплыла из кабинета, как белый круизный лайнер из гавани, дымя копной высветленных перекисью волос.
– А это чего хотела, валютная?
– спросил Левин.
– Ее восемнадцатилетняя дочь спуталась с каким-то сорокалетним кобелем, - сквозь смех рассказывал Михальченко.
– Вот мамаша и хочет знать все о своем возможном зяте: кто да что, не женат ли. Даже такую мелочь не импотент ли.
– Это не мелочь, Иван. Она права, - ухмыльнулся Левин.
– Неужто возьмешься?
– А почему нет? А насчет того, что решать будем на правлении - это я так, мозги ей пудрил, цену нам набивал... Что слышно? Были в ГАИ?
– Был. С Рудько договорился. Думаю, работать с ним сподручней тебе, а не мне. Я уже стар, а вы оба молоды, оба милиционеры, быстрее найдете общий язык.
– Пусть так, - согласился Михальченко.
– Знаешь, чью машину ты "пас"? Пивзавода! Рудько установил.
– Во как!
– воскликнул Михальченко.
– Неужто в масть у нас получилось?!
– Пока еще ничего не получилось, Иван, пока только эскизец. Красивое слово - "эскизец", а? Вот когда ты и Богдан Максимович Рудько поглубже прорисуете его, тогда и увидим - в масть или мимо. Так что старайся, валютный гангстер... Завтра суббота, поезжай к нему в понедельник прямо с утра...
22
Доктор Каширгова снова прилетела в пятницу вечером, чтобы субботу и часть воскресенья побыть дома, - обиходить своих мужиков - восьмилетнего сына и мужа. Родители Каширговой жили в Кабарде - в Баксане, и отъезд Каширговой на курсы лег определенным бременем на свекровь семидесятилетнюю, страдавшую тромбофлебитом, жившую к тому же в другом конце города...