Анна тоже поднялась и, подхватив ещё полную кружку мужа, сказала Косте:

— В Трансильвании самогон до добра не доводит.

— Обычный женский трёп. Не слушай её! — И забрав у жены кружку, Богдан выпил сливовицу одним глотком, даже не поморщившись, тогда как Костю передёрнуло, будто пил он сам. — Живо наверх! Дверь в вашу спальню открыта, а из неё есть выход в ванную. Я бы посоветовал вам сразу лечь спать.

Косте не понравилось, как румын взглянул на Варю, и он притянул её за руку к себе.

— Не беспокойтесь, — процедил Костя сквозь зубы. — Мы не станем злоупотреблять вашим гостеприимством. Мы приехали сюда за фольклором.

— Я только хотел сказать, — всё с тем же смешком продолжил Богдан, — что с петухами деревня начнёт просыпаться, и тишины не будет.

Костя кивнул, а Варя, пытаясь увести разговор в безопасное русло, спросила:

— А если Михей завтра будет пьян, то когда мы с ним сможем поговорить? У нас нет много времени.

Богдан нахмурился так, что густые чёрные брови сошлись у переносицы.

— Я не пророк, но обещаю, что без фольклора вы не уедите. Моя жена знает достаточно песен и даже переведёт их на русский. Да и я могу увести вас в такие дебри трансильванских сказок, что сами не рады будете, что решили копнуть так глубоко. Сказка ложь, да в ней намёк…

— А где вы так хорошо выучили русский? — перебил Костя румына, вновь перехватив его плотоядный взгляд, направленный на Варю.

Богдан поднял со стола керосиновую лампу, и в её свете глаза румына хищно вспыхнули.

— У меня мать из Москвы. А жена из Молдовы. Пришлось выучить.

Он всучил Косте лампу, и тот сразу подтолкнул Варю к лестнице.

— Мы приберём в кухне и поднимемся наверх.

Оба подпрыгнули, так близко прозвучал голос румына, и обернулись: Богдан продолжал стоять у стола.

— Наша спальня в самом конце, если вдруг что понадобится ночью. Но я не советовал бы вам покидать вашу комнату. Дом старый, можно в темноте спокойно свернуть шею.

— Учтём, — буркнул Костя и, обойдя Варю, стал подниматься, держа керосинку на вытянутой руке.

Комната оказалась третьей от лестницы. До спальни хозяев они насчитали ещё четыре. Наверное, такие же крохотные, как и их. Небольшое окно было закрыто ставнями. Костя поставил лампу на малюсенький столик и обернулся к Варе:

— Помнишь, как в Австрии с утра нещадно било в глаза солнце? Здесь нам это не грозит.

Варя кивнула и стянула бадлон. Рядом чернел зев камина, от которого ещё исходило тепло.

— Хорошо, хоть лампу дали, — Костя тоже стянул футболку. — А то чувствуешь себя героем фильма ужасов, а подобное я предпочитаю смотреть из зала.

Костя поморщился от запаха и, скомкав, швырнул футболку в дальний угол.

— Кто они? Как думаешь? — спросила Варя.

— В смысле? Не вампиры, раз самогон глушат, да и чеснок в мясе был.

— Идиот! — Варя запустила в Костю бадпоном. — Ну, живут отшельниками, без электричества…

Парень пожал плечами и отправил бадлон к своей футболке.

— А чёрт знает, как это в Румынии называется. Вот в Сибири есть старообрядцы, в Штатах амиши… Наверное, что-то подобное — добровольный отказ от благ цивилизации. Впрочем, у них есть машины. Вот завтра глянем на остальных и узнаем. Да и на этих двоих хотелось бы при свете дня посмотреть.

Варя поёжилась.

— Лучше вообще их не видеть! У меня от этого Богдана мурашки по коже.

— Ты там смотри, я ревнивый.

— Дурак! — на этот раз она опустила ему на грудь кулак. — Ты там тоже Анну разглядывал. Думаешь, я не видела!

Костя отвернулся и бросил на пол остальную одежду.

— Я только умоюсь и пущу тебя в ванну. Иначе ты со мной рядом спать не сможешь.

Он толкнул дверь, которая со скрипом отворилась, и тут же прикрыл за собой.

— Поторопись, Варька! Вода остывает быстро, а я не дотащу ведра наверх.

Варя разделась, собрала волосы в кичку, подняла с пола лыжные штаны и повесила одни на спинку стула, другие на спинку кровати. Пол в ванной тоже был деревянным и скрипел так же, как и в остальном доме. В углу примостился ржавый умывальник с круглой раковиной из таза, какие бывают на старых дачах. Над ним висело зеркало в деревянной резной раме, а рядом накренился стул со стопкой полотенец. Окно проделали в потолке, но света из него ждать не приходилось из-за снежной шапки. В чугунной ванне вода плескалась лишь на самом дне.