Возможность выбора врагов принадлежит (обычно) тому, кто сам сознательно их порождает.

Искушение, как пьяняще-сладостное наваждение, чаще погружает в омут авантюры и неприятностей, чем в благостные кущи.

Ни громадные водопадные славословия по случаю радости, ни гигантские вулканические извержения по случаю скорби не могут сравниться с музыкой по её пронзительности и величию выражения человеческих чувств, особенно счастья и страдания.

Несправедливость, как огнедышащий дракон, бывает двух видов: общегосударственная (абсолютная) и локальная (относительная). Первый дракон взращивается абсурдными законами и некомпетентными (пролоббированными, купленными) решениями судебной и исполнительной власти. Второй дракон рождается эгоизмом, алчностью, жестокостью, глупостью, завистью, ревностью и т. д. в межличностных отношениях.

Необходимость — реаниматор воли.

Необходимость — это навязчивая диктатура над сознанием или отравитель жизни.

Необходимость — неприятный указатель на пути желаний.

Обида чаще обращается к злу, нежели к справедливости (до неё труднее добраться).

Молва не имеет жалости: не щадит ни больных, ни Детей, ни живых, ни мёртвых.

Молва, как мерзкая гусеница, редко превращается, в отличие от бабочки, в крылатую легенду.

Чёрные крылья молвы всегда простираются над известными и успешными людьми, а не над социальными мертвецами — нищими и бродяжками.

Крылья молвы — это обычно ложь и клевета с редкими вкраплениями в них белых перьев — разумности и добродетели.

Сами по себе даже несметные, сказочные богатства не становятся столетними памятниками, подобно храмам, и не создают их обладателям вечной известности, овеянной легендами. В лучшем случае их удел — недолгая скандальная или мрачная молва.

Жестокость, ложь и насилие — вот дьявольская спаянная триада, как три головы горгоны, пожирающая людей, которая господствует и сейчас над миром, как и тысячи лет тому назад.

Привычка к комфорту чаще толкает в объятия пороков, чем неприхотливость в быту.

Юбиляр слышит, наряду с музыкой, хвалебные слова, которые будут произносить эти же люди над его могилой, значит, юбилей — это репетиция будущих похорон.

Страх и ложь, порождаемые диктаторской властью, ведут себя своеобразно: страх больше прячется в тёмных закоулках и подвалах, а ложь вылезает наружу, однако они незримо сообщаются и подпитывают друг Друга.

Чтобы удовлетворить людское мнение (руководствуясь им), необходимо последовать в монастырь, отшельником в пустыню или в сумасшедший дом, но желательнее в тюрьму, а лучше — сразу на кладбище.

Эгоист (подлец) в маске друга, если не может украсть ваше счастье целиком, то делит его пополам, а горе он удваивает своим равнодушием, безучастием, т. е. по существу предательством, обрушивая надежду на его помощь в случае необходимости.

Духовный эгоизм (диктат) чаще рождает бескомпромиссность, а плотский эгоизм — соглашательство.

Тот, кто делает добро и ожидает адекватный или больший ответ, разочаровывается в людях чаще, чем тот добродетель, который не ожидает за оказанную помощь ничего.

Даже осёл не радуется, когда его возвышают до уровня умного козла отпущения.

Мода, как канатоходец, балансирует между оригинальностью и сумасбродством, но когда сваливается в сумасбродство, она теряет стыдливость.

Госпожа Мода — публичная дама: не замыкается на одном поклоннике, а предпочитает целое их скопище.

Опоздавший с похвалой переживает больше, чем когда он опаздывает с порицанием, ибо похвала чаще приносит пользу, чем хула, не говоря уже о том, что первое занятие приятнее, чем второе (порицание).

Чувство собственного превосходства имеет одно достоинство — вытесняет зависть, но подталкивает к заносчивости и кичливости.

Доброе дело несёт частную пользу отдельному лицу (коллективу), но главное — порождает публичный пример доброты, создавая атмосферу милосердия.

Неблагоприятные обстоятельства — чаще дела рукотворные самих жертв обстоятельств либо их недоброжелателей и равнодушных, реже — результат природных катаклизмов.

Неблагодарный человек (отвечающий на добро равнодушием или злом) — это нравственный урод, которого в отличие от физического урода — горбатого, не исправляет даже могила, ибо проклятия обиженных людей неразрывно живут с его именем и после смерти.

Выгода, как коварная искусительница, всегда подталкивает чиновника на корыстные деяния.

Обжора и скотина схожи: в безудержном чревоугодии их, если и останавливает, то не разум, а животный рефлекс насыщения.

Болтун языком выкапывает себе могилу в тиранических государствах, а в других странах — яму отчуждения, неудач и страданий.

Беспорядок в доме (хозяйстве) уменьшает не столько свободу, сколько сокращает время для полезной деятельности.

Порок или неприятность нарождается тогда, когда желание противоречит здравому смыслу (благоразумию).