Стыд. У меня ужасное тело. Я – позорище.

Стыд распространился на все мое тело – на бедра, задницу, вес. На сексуальность. На маленькую родинку на животе, узор веснушек на плече.

Мое тело стало для меня источником страха. И в этом не было ни капли моей вины. Виноват дерматолог (да, вы не ослышались), который, коснувшись моей промежности, сказал: «Скоро начнется половое созревание». (Не уверена, что так уж необходимо диагностировать у ребенка «половое созревание», особенно кожному доктору.) Виноват вожатый в лагере, который буквально облизывался всякий раз, завидев меня. Виноваты взрослые мужики, которые терлись о меня и нарезали на машине круги вокруг моего дома. Виноваты люди, которые не должны были вываливать на меня свои секреты. Виноваты те, кто не имел права прикасаться ко мне – ни при каких обстоятельствах, – но уж точно не за беседой «о важном» или «о Боге». Виноваты те, кто продолжал трогать, хватать и щипать меня, когда я отстранялась – снова и снова, – утверждая свою власть надо мной и моим собственным гребаным телом без моего согласия. Это не нормально! А ведь подобные истории есть почти у каждой и каждого из нас. Страх. Шлюха. Недостаточно хороша. Эй, ты куда? А ну, вернись обратно. Я просто хотел тебя обнять.

К тому времени, как я вступила в брак, я чувствовала, что мое тело это никакой не чудесный сад, а пустыня, выжженная земля.

Пустырь, который вот уже почти два десятилетия горит синим пламенем. Позор. Я не хотела, чтобы мое тело кто-то видел. Не хотела, чтобы ко мне прикасались – прикосновения вообще не могла выносить. Чтобы заняться сексом, мне нужно было нажраться до поросячьего визга. Небольшим исключением был мой муж, хотя и ему я не позволяла на себя смотреть – трогай (когда пьяна), но, пожалуйста, не смотри. Кромешная темнота! Поступив в университет, так и не подозревая, как много во мне живет стыда, я начала относиться к своему телу как к худшему, что есть во мне. И искренне так считала.

Я пила без остановки, ела много и всякое говно. Бывали периоды, когда я с трудом могла припомнить, когда в последний раз ела овощи. Две недели назад? Месяц?

Думаю, я просто надеялась, что в конце концов меня разорвет на части. Я раздулась до 113 кг – и это еще до рождения детей. Времени на то, чтобы работать над собой: тренироваться, хорошо питаться, греться в чертовых лучах солнца юности у меня было полно; но вместо этого пряталась в темной комнате. Писала. Выпивала. Скачивала музыку и погружалась в такие состояния, откуда не видела пути назад. Я и не хотела назад. Хотела просто забыть, что вообще существую.

Тьма преследовала меня еще долгое время после того, как я оправилась от падения в Яму (подробнее об этом позже).

После свадьбы – хотя замужество спасло меня, как и свобода, которую оно принесло – тьма снова стала сгущаться. Я уже окончила юридический и родила детей, но моменты радости и счастья всегда тонули в ее водах. Я продолжала стыдиться своего тела несмотря на то, что немного похудела, носила туфли на каблуках и костюмы и даже начала плавать, кататься на велосипеде и бегать. Я стыдилась материнства, потому что считала, что недостаточно люблю своих детей и мало забочусь о них.

Пусть я и свернула с пути очевидного саморазрушения, но все же продолжала отвергать жизнь. Полагаю, я просто выбрала более социально приемлемый способ самоубийства, отравляя себя каждый божий – грустный, позорный, бесконечный и неизменно пропитанный алкоголем – день.

Сейчас я уже могу проследить всю эту тьму непосредственно до чувства стыда, окружавшего мое тело, и до моей детской травмы. (Вот почему мы предпочитаем жить в своей голове – чтобы не чувствовать тела.) [18]

Вины моей здесь не было – я просто не знала, что мое тело в порядке, что оно в безопасности. Потому что я не чувствовала себя в безопасности. Никто мне не говорил, что я в безопасности, совсем наоборот – меня воспитывали в страхе. Страх использовался как орудие любви и контроля. Бога следовало бояться. Родителей следовало бояться. Неудач, похищений, ураганов, сожалений и собак – бояться. Я не чувствовала, что нахожусь в безопасности, потому что… не находилась.

О чувстве безопасности в собственном теле не шло даже речи. Ладно, допустим, дома такого не услышишь, но и по телеку мне бы точно не рассказали, что мое тело в порядке и что я в безопасности. А ведь у меня было не просто хорошее, у меня было прекрасное тело. Когда стала заниматься триатлоном, я вдруг поняла, что мое тело – это, блин, чудо из чудес. Я совершила истинный подвиг – выносила, родила и выкормила двоих детей (и это с моими-то инвертированными-не-инвертированными сосками!), а узнала, что все с моим телом в порядке лишь благодаря триатлону.

Да, сегодня я знаю, как далеко продвинулась, какую громадную работу проделала над собой, потому что сегодня я – «в порядке». Оглядываясь назад, я понимаю, что я даже лучше, чем просто в порядке. Я действительно преодолела немалую часть тернистого пути к принятию себя. Выжившая, пережившая – слово, которое я только недавно начала применять к себе. Да, путь не был коротким – не раз я больно ушибалась и падала без сил.

Теперь же – только на улице первые признаки тепла, я уже в купальнике! А все почему? А потому, что я потеряла двадцать лет жизни, убежденная, что у меня не тело – а выжженная земля. Ни одного дня своего тела я больше не потрачу зря – как бы оно ни выглядело. Я отчаянно пытаюсь жить в своем теле, а не за его пределами. В первую очередь, для себя самой, но еще и для своих детей – мальчика и девочки, – которые, глядя на меня, не только формируют отношения с собственным телом, но учатся безопасности и эмоциональной стабильности.

Я хочу показать им, что не стесняюсь жить в своем теле, что в нем безопасно (хотя бывают и такие дни, что ни в чем, кроме мусорного мешка, и носа на улицу совать не хочется). Но для меня важно гордиться тем, какая я есть – и телом, в котором я живу. И дело не только во мне. Я делаю это ради моих детей и для всех остальных в бассейне, кому, возможно, тоже необходимо увидеть, что сильные, спортивные и уверенные в себе люди бывают разных размеров. (Даже если внутри я не всегда так себя чувствую.) И даже если в я каком-то смысле для кого-то – живое воплощение фотографии «до», я – это просто я.