Шрифт:
Он моргнул.
Глаз открылся и увидел, как розовая капля разбавленной крови ударилась в стекло и стекла к мозоли подле стекла.
Он разжал пальцы, взял с бачка тетрадь, перевернул и достал ручку. Пружинка вжалась в ляжку:
«Мюриэлл»
В правописании он усомнился, но продолжал:
«Сквозь кровь увиденные ясные глаза ее…» Он методично вычеркивал «ясные», пока не получился темно-синий брусок. Нахмурился, перечитал, вернул «ясные» и продолжил. Прервался на отлить и снова перечитал. Потряс головой, подался вперед. Пенис толкнулся в холодный фаянс. Он поерзал, сдвинулся назад на стульчаке; переписал всю строку.
Один раз поднял голову: свеча у закрашенного окна догорала.
«Вспоминая, – написал он, – при свече то, что видел при луне, я…» – насупился и заменил мыслью вообще про другое.
– Эй! – (Он поднял голову на грохот в дверь.) – Ты там нормально, Шкедт?
– Тэк?
– Тебе помочь? Ланья велела глянуть: ты там не утонул? Ты как?
– Порядок. Сейчас выйду.
– А. Ну ладно. Это хорошо.
Он поглядел в тетрадь. Внезапно накорябал внизу: «Мне не дают закончить это проклятое», – остановился, засмеялся, закрыл тетрадь и убрал ручку в карман.
Навалился на колени и расслабился; удивился длине и плеску. Туалетной бумаги не было.
Ладно, можно и влажным полотенцем.
Свет мерцал на боках танцора, на тряских волосах, на потном лице. Но люди вернулись к разговорам.
Он протолкался, глянул на клетку.
– Ну, на вид ты гораздо лучше, – сказала Ланья.
Джек сказал:
– Эй, я тебе и твоей подружке пива купил. Тебе тоже, потому что я не хотел, чтоб ты подумал… ну, это.
– А, – сказал он. – Конечно. Спасибо.
– Тэк мне весь вечер не дает ничего заказать. Я и подумал: угощу-ка я тебя и твою подружку пивом.
Он кивнул и сел:
– Спасибо.
– Ага, спасибо, – сказала Ланья.
– Она очень славная девушка.
Ланья мельком глянула на него через стол – мол, ну что ты будешь делать – и глотнула.
Музыка, заворчав, затормозила посреди фразы; люди зааплодировали.
Джек кивнул на клетку, где пыхтел танцор:
– Вот ей-богу, в жизни не бывал в таких кабаках. Как-то чересчур, да? Много такого в Беллоне?
– «У Тедди» – единственный и неповторимый, – ответил Тэк. – Таких кабаков во всем Западном мире нет. Раньше-то был натуральный бар. Прямо не верится, до чего наладилась жизнь.
– Не верится – это точно, – повторил за ним Джек. – Просто я никогда такого не видал.
Ланья еще отпила.
– Ну что, умирать раздумал? – улыбнулась она.
Он отсалютовал своей бутылкой и опустошил ее на треть.
– Похоже на то.
Тэк внезапно развернулся:
– Вот скотство, а? Жарко-то как в этой дыре. – Он вылез из куртки, повесил ее на спинку скамьи, возложил татуированную руку на стол. – Так-то оно поудобнее. – Он взрыхлил луговые заросли на груди и опустил глаза. – Потею как свинья. – Придвинулся к столу – доска промяла борозду в животе – и скрестил руки. – М-да, так-то лучше. – Кепки он не снял.
– Господи Исусе, – сказал Джек, озираясь. – И они тебе разрешат?
– Они мне разрешат спустить штаны и на столе, бля, сплясать, – сказал Тэк, – если мне охота. Правда, дражайшая Ланья? Вот ты им скажи.
– Тэк, – сказала Ланья, – я бы на это посмотрела. Вот правда. – И засмеялась.
Джек сказал:
– Мать честная!
Танцор спускался из клетки к бару; перемолвился шутливым словом с кем-то внизу; кто-то еще подал ему руку, и он грациозно скакнул прочь.
В дверях возникла новая группа.
Пара мужчин в коже подошла к черному здоровяку в рубахе цвета хаки; даже при свечах было видно, что бока потемнели от пота. Остальные черные были в костюмах и при галстуках. Люди сдвигали вместе столы.
Рыжая на крыльях смеха пролетела по всему бару. Обхватила черного за широкие плечи цвета хаки. Он обнял ее; она забилась, по-прежнему смеясь. У них под ногами залаяла Мюриэл.
Замогильный Тедди – обтянутое кожей растение – выставил бутылки, отодвинул стулья. Черный дылда плюхнулся на сиденье; кулаки его камнями растрескались на столе. Остальные расселись вокруг. Он запрокинулся назад, вытянул руки, одной поймал женщину в спецовке, другой – сверкающего танцора. Все засмеялись. Женщина, стараясь не расплескать из стакана, отпихнула курчавую темную голову. Танцор заверещал: «Ууууу!» Стринги на нем лопнули. Он потянул поясок по белому боку, сдернул ракушку и вывинтился из кольца руки. Черная ладонь шлепнула по меловой попе. Танцор сманеврировал вперед, бросил через плечо зверский взгляд, напоследок подмигнул, закинул серебристую лямочку на плечо и зашагал прочь, потирая ягодицей о ягодицу.
– Господи Исусе! – через стол сказал Джек.
Кроличий хохол над прыгучими гениталиями танцора был усыпан блестками.
Тедди огибал сдвинутые столы, наливая. Люди подходили поговорить, отходили выпить.
В ответ на его недоуменный взгляд Ланья пояснила:
– Это Джордж Харрисон. А ты?..
Он кивнул:
– А.
– Господи Исусе! – повторил Джек. – Кого только в этом кабаке не встретишь, а? Прямо кого угодно. Откуда я родом – там бы такого не было. Здесь, – он заозирался, – неплохо, да? – Глотнул еще пива. – Все такие приветливые.