Мама говорила о сотне золота в месяц. Вот только не было сказано, когда именно это произойдет. Если через месяц, то как мне быть весь этот месяц?

Глупейшая ситуация. Недавно был богачом с сундуком жемчуга, стоившим миллионы, а теперь в карманах ни монеты и ни одной мысли где их взять. Понятно, что с голоду не умру, мне будет оплачиваться номер в «Трезубце» и питание. Но без единой монеты в кармане — это уже как-то совсем не то.

Единственным выходом виделось вернуться к возничему и у него попросить взаймы медяк. Золотая монета у него вряд ли найдется.

— Добрый день Рей. Можно вас на минуточку, — обратился ко мне настоятель храма Корнелиус.

Возничий с медяком не пригодился. Выход нашелся сам собой. Осталось лишь отложить в сторону гордость.

— Здравствуйте. Не одолжите монетку. Забыл кошель дома.

Корнелиус посмотрел по сторонам. Людей было не очень много, но каждый считал своим долгом обратить на нас свой взор.

— Рей, здесь неудобно говорить. Слишком людно.

Настоятель направился в сторону и мне пришлось за ним последовать. Остановившись в углу, подальше от посторонних, он продолжил:

— Видите ли, Рей. До нас дошли слухи о вашем недопустимом поступке. Братоубийство — это тяжелейшее преступление…

Мои уши отказывались слышать. Я уже понял к чему дальше пойдет разговор и перебил.

— Вы хотите сказать, что я отлучен от храма?!

— Сожалею, но это так. Ваш поступок разбирал лично Верховный жрец и назначил весьма гуманное наказание. Вас отлучили от храма лишь до достижения восемнадцатилетия…

— Подождите, а как могли проходить разбирательства без моего участия, без свидетелей?

— Верховному жрецу необязательно лично опрашивать преступников и свидетелей. Достаточно объективных данных. Вы третий сын. Вам только недавно исполнилось шестнадцать, а у вас уже есть способность мага и воина. В это же время ваш родной брат Алан, имевший перечисленные способности, погиб. Совершение преступления очевидно.

«Преступление», «преступник» — повторил я мысленно, пытаясь ассоциировать себя с этими словами.

— И что мне теперь делать? — растерянно спросил я.

— Жить, просто жить. И ожидать восемнадцатилетия.

Дальше разговаривать с Корнелиусом было не о чем. Уже было понятно, как все получилось. Даниэль вызвал его к себе и все рассказал. После настоятель отправил письмо Верховному жрецу, и тот принял по мне решение. Больше ничего не сказав и даже не попрощавшись, я развернулся и покинул храм.

Все прежние козни брата теперь казались мелочами жизни. Отрешение от храма — это уже был конец. Просто тупик. Я больше не мог брать удачу. Более того, Великая Система сочтет непосещение храма за дерзость и совсем от меня закроется. Этим Даниэль нанес мне критический удар. Подло обыграл вчистую.

От переизбытка волнения, тряслись руки, перехватывало дыхание. Сев в карету, я посмотрел на храм и мысленно с ним попрощался. Красивый позолоченный купол, словно призывал всех своим ярким блеском не забыть посетить его. Он превратился для меня в подобие миража. Даже если ворвусь внутрь, кину в жертвенный сосуд тысячу золотых монет, статуя Дагора останется для меня безмолвной.

Отречение Верховного жреца действует во всех храмах. Это обычные люди разделены королевствами, собственными правителями и прочим. У храмов все иначе. У них единая система и одно начальствующее лицо. Обойти запрет невозможно. Только если Верховный жрец пересмотрит свое решение. Для этого потребуется вмешательство местного правителя. Другие не смеют к нему обращаться.

Люди заходили в храм, с довольными лицами выходили из него. Кто-то с кем-то разговаривал. У них протекала обычная жизнь. Только в это картинки кое-чего не хватало.

— А куда подевались нищие? — спросил я у возничего.

— Так князь пять дней назад издал указ о запрете клянчить в городе милостыни. Он же специально открыл Дом помощи. Ну тот, в котором мы были. Теперь всем обделенным надлежит просить помощи там.

«Он открыл Дом помощи» — от этого словосочетания сделалось мерзко. По-моему, у меня начала просыпаться к брату ненависть.

Велел возничему трогаться и в этот момент заметил Сира Бакки. В легких доспехах стражника он вместе с еще троими блюстителями порядка тащил через площадь какого-то пьянчугу. Увидев меня, рыцарь обрадовался, заулыбался и, призывно замахав руками, поспешил ко мне. В свою очередь я поспешил остановить возничего и вышел из кареты ему на встречу.

— Ну ты посмотри на него! Красавец, просто красавец! А чего-нибудь оставил на память? — быстро пробежав глазами по моему лицу, Бакки заметно расстроился. — Даже ничего не оставил. Надо было хотя бы один шрам на щеке оставить. Женщинам это нравится.