– Неужели у тебя нет никаких родственных чувств? – патетически осведомилась леди Бакстид.

Ее брат извлек из кармана покрытую эмалью табакерку и стал критически обозревать рисунок на крышке.

– Абсолютно никаких… Я думаю, не сделал ли я ошибку, приобретая эту безделушку. Тогда она мне понравилась, но теперь кажется довольно безвкусной. – Элверстоук открыл коробочку щелчком большого пальца. – А эта смесь мне определенно не по душе. – Он вдохнул маленькую понюшку и с отвращением стряхнул пыль с пальцев. – Конечно, ты скажешь, что я не должен был позволять Мендлшему навязывать мне свой сорт табака, и будешь права: табак нужно смешивать самому. – Маркиз поднялся. – Ну, если это все, разреши мне откланяться.

– Это не все! – воскликнула ее милость, румянец на щеках которой стал значительно ярче. – Конечно, я знала, чем это кончится…

– Если знала, то какого черта тратила мое время?

– Потому что я надеялась, что ты хоть раз в жизни проявишь какое-то чувство долга по отношению к твоей семье, какую-то привязанность к бедной Джейн!

– Это погоня за радугой, Луиза! Мое отсутствие чувствительности огорчало тебя долгие годы, у меня нет ни малейшей привязанности к бедной Джейн, которую я вряд ли узнал бы при встрече, и я впервые слышу, что Бакстиды – члены моей семьи.

– Выходит, я не член твоей семьи? – осведомилась леди Бакстид. – Ты забыл, что я твоя сестра?

– У меня никогда не было возможности об этом забыть. Только не выходи из себя снова – ты понятия не имеешь, какой становится твоя физиономия во время очередного припадка бешенства. Можешь утешаться заверением, что, если бы Бакстид оставил тебя без средств, я счел бы себя обязанным позволить тебе сесть мне на шею. – Он окинул ее насмешливым взглядом. – Да, я знаю, ты сейчас скажешь, что не наскребешь и шести пенсов, но правда состоит в том, моя дорогая Луиза, что ты очень богата, хотя и самая бессовестная попрошайка из всех, кого я знаю. Поэтому не доводи меня до тошноты своей болтовней о привязанности! Ты не больше привязана ко мне, чем я к тебе!

– Почему ты так говоришь? – пролепетала ее милость, обескураженная столь прямой атакой. – Я всю жизнь была к тебе привязана.

– Не обманывай себя, сестрица. Не ко мне, а к моему кошельку.

– О, как ты можешь быть таким несправедливым? Что касается моего богатства, то ты с твоей безрассудной расточительностью был бы удивлен, узнав, что мне приходится соблюдать строжайшую экономию. Почему, ты думаешь, я после смерти Бакстида переехала из нашего прекрасного дома на Олбемарл-стрит в это отдаленное место?

Элверстоук улыбнулся:

– Так как для переезда не было ни малейшего повода, я могу лишь предположить, что все дело в твоем неизлечимом пристрастии к дешевизне.

– Если ты имеешь в виду, что мне пришлось уменьшить расходы…

– Нет, только то, что ты не смогла противостоять искушению это сделать.

– С пятью детьми, оставшимися на моем попечении… – Она умолкла, поняв по насмешливому взгляду брата, что развивать эту тему было бы неразумно.

– То-то и оно, – сочувственно промолвил маркиз. – Думаю, нам лучше расстаться, не так ли?

– Иногда мне кажется, – едва сдерживаясь, отозвалась леди Бакстид, – что ты самое мерзкое существо, какое когда-либо существовало! Не сомневаюсь, что, если бы к тебе обратился с подобной просьбой Эндимион, ты бы согласился без разговоров!

Эти горькие слова, казалось, произвели впечатление на маркиза, однако он быстро взял себя в руки и рекомендовал сестре лечь в постель, предварительно приняв болеутоляющее.

– Ты явно не в себе, Луиза! Уверяю тебя, что, если бы Эндимион попросил бы меня дать бал в его честь, я принял бы меры, чтобы поместить его под надзор.

– О, как же ты отвратителен! – воскликнула леди Бакстид. – Ты отлично знаешь, что я не имела в виду…

– Можешь не объяснять, – прервал он. – В этом нет никакой нужды. Я прекрасно тебя понял, как понимал всегда. Ты – думаю, что и Огаста тоже, – убедила себя в том, будто я испытываю сильное пристрастие к Эндимиону.

– К этому… этому идиоту!

– Ты слишком сурова, он всего лишь туповат.

– Да, мы знаем, что ты считаешь его образцом всех добродетелей! – сердито вскричала ее милость, стискивая пальцами носовой платок.

Маркиз лениво покачивал моноклем, висящим на длинной ленте, однако при этом восклицании поднес его к глазу, чтобы лучше видеть воспламененное гневом лицо сестры.

– Что за странная интерпретация моих слов, – заметил он.

Но леди Бакстид уже было невозможно остановить.

– Твой драгоценный Эндимион получает все, что захочет, в то время как твои сестры…

– Прости, что прерываю тебя, Луиза, но твое утверждение крайне сомнительно. Я вовсе не такой уж благодетель.