– Где же мои пальцы? Что ты со мной сделало?

– Ты отдала нечто для того, чтобы понять, – сказало море.

Постепенно вода смывала у куклы частицы ее соли, а кукла заходила все дальше и дальше в море, и в каждое мгновение у нее было чувство, что она узнает все больше и больше, но все-таки не может сказать, что такое море. Она заходила все глубже и растворялась все больше, повторяя:

– Но что же такое море?

Наконец, последняя волна растворила остатки ее, и кукла воскликнула:

– Это я!

Она познала море, но не воду.

Как-то раз спросили у Будды:

– Какое учение истинно?

Будда ответил:

– Если в отношении какого бы то ни было учения ты уверен, что оно ведёт к страсти, а не к миру, к гордости, а не к смирению, к желанию многого, а не к желанию малого, к любви к обществу, а не к любви к уединению, к праздности, а не к серьезному стремлению, к духу, который трудно успокоить, а не к духу, который легко успокоить, – то это учение не есть дхарма.

Царь Милинда спросил как-то раз бхикшу Нагасену:

– Скажи, Нагасена, в чем свойства веры?

– Свойства веры, – проговорили Нагасена, – прояснять и устремлять. Когда возникает вера, она ломает преграды, и мысль без преград становится чистой, прозрачной, незамутнённой. Таково свойство веры – прояснять.

– А ты, Нагасена, можешь привести пример действия веры?

– Представь, что царь-миродержец отправился со своим войском в поход и переправляется через речку. Слоны, всадники, колесницы, пехота всю речку расплещут, замутят и взбаламутят. А царь-миродержец на том берегу прикажет вдруг слугам: «Эй, принесите-ка мне питьевой воды. Пить хочу». И есть у царя драгоценный камень, проясняющий воду. «Слушаемся, владыка», – ответят царю-миродержцу слуги, возьмут этот проясняющий воду камень и опустят его в воду. И едва он попадёт в воду, как тотчас же все ракушки, ряска, козявки пропадут, вся тина осядет и вода станет чистой, прозрачной, незамутнённой. Тогда и поднесут воды царю-миродержцу: «Вот питьевая вода, владыка». Воду здесь следует уподоблять мысли; слуг уподоблять подвизающемуся; ракушки, ряску, козявки и тину уподоблять аффектам; камень, проясняющий воду, уподоблять вере. Стоит попасть этому камню в воду, и тотчас все ракушки, ряска, козявки пропадают, вся тина оседает и вода становится чистой, прозрачной, незамутнённой. Вот точно так же, когда возникает вера, она ломает преграды, и мысль без преград становится чистой, прозрачной, незамутнённой.

Однажды некий царь из Восточной Индии пригласил в свой дворец на обед достопочтенного Праджнятару, учителя Бодхидхармы, вместе с его учениками. Заметив, что все монахи, за исключением учителя, произносят священные сутры, царь спросил Праджнятару:

– Почему же ты, о, преподобный, не читаешь Писание, как все?

– Мое бедное «я», ваше величество, не выходит к чувственно воспринимаемым объектам с выдохом, не оказывается заключенным внутри моего тела и ума со вдохом, – ответил Праджнятара. – Так я постоянно произношу сотни, тысячи и миллионы священных сутр.

Как-то раз один человек пошел на базар. Проголодался он и купил рисовую лепешку. Но бедняга был так голоден, что одной лепешки ему показалось мало. Что ел, что не ел – все едино.

Решил он тогда купить еще и вареной картошки. Но и этим не насытился. И тогда на оставшиеся деньги купил он ёс – конфету, которую делают из риса и сахара. Съел и вдруг почувствовал, что, наконец-то, наелся. Стукнул он с досады себя по лбу и говорит:

– Какой же я недогадливый! Надо было мне сразу купить ёс, а я покупал то лепешку, то картошку.

Во Вьетнаме жила женщина, которая была очень набожной и призывала Будду Амитабхи три раза в день. Делала она это следующим образом: взяв в руки било и колокольчик, она воспевала в течение часа: «Намо Амитабхи Будда», «Намо Амитабхи Будда». И так три раза в день.

Несмотря на то, что она так поступала в течение десяти лет, она ничуть не изменилась. Женщина по-прежнему была весьма сварлива, всем недовольна и непрестанно кричала на людей.

Ее знакомый однажды решил преподать ей урок. Для этого как-то утром, когда она только-только воскурила фимиам и три раза ударила в колокольчик, начав распевать «Намо Амитабхи Будда», он подошел к двери ее дома и позвал ее:

– Нгуен, Нгуен!

Она нашла это весьма вызывающим. Ведь было время ее молитвы! Но знакомый продолжал стоять возле двери и неумолимо звать ее. Она сказала себе: «Мне следует бороться с собственной злостью, поэтому я не буду обращать на него никакого внимания», и она продолжала: «Намо Амитабхи Будда», «Намо Амитабхи Будда».

Но молодой человек не прекращал ее звать по имени, от чего злости в ней накипало все больше и больше. Она пыталась бороться с ней, невольно вопрошая себя: «Может, мне стоит прекратить молиться да пойти и научить его уму-разуму?» Однако скрепя сердцем, она продолжала воспевать молитву. Внутри ее полыхал огонь, а она все твердила: «Намо Амитабхи Будда», «Намо Амитабхи Будда», «Намо Амитабхи Будда»… Понимая это, молодой человек с еще большим усердием продолжал кричать:

– Нгуен! Нгуен!

Женщина не могла больше вынести. Она отбросила прочь колокольчик и било, хлопнула дверью и выдавила из себя:

– Почему ты так себя ведешь? Почему ты столько раз назойливо повторяешь мое имя? Ты что не знаешь, чем я занимаюсь?

Ее друг рассмеялся и ответил ей:

– Я звал тебя, Нгуен, всего лишь десять минут, и ты рассердилась. А ты призываешь имя Будды в течение десяти лет. Так подумай, каким же свирепым должен быть Будда сейчас!