Выдохнула, облизнув пересохшие губы. На-пле-вать. Я хотела этого мужчину и не собиралась отказываться ни от него, ни от его тела, ни от того, что он может мне дать.

— Не смей больше так пропадать, волчара… Особенно без уважительной на то причины. И… — его пальцы скользнули между ног, нагло и беспардонно очертив влажный, горячий вход. Так, что у меня перехватило дыхание, а тело прошило предательской дрожью, заставив прогнуться сильнее. И вся моя решимость, весь мой настрой и желание поиграть сделало ручкой, не оставив после себя ничего кроме всепоглощающего, невыносимого желания. — Черт… Да трахни ты меня уже наконец! Давай!

А он словно ждал этого то ли приказа, то ли мольбы. Помедлил, всего секунду, наслаждаясь моим беспомощным выражением лица, и спустя всего пару ударов сердца уже меня вжимали спиной в сиденье, накрыв большим, горячим и очень возбужденным телом. Дикие, желтые глаза смерили меня жадным, голодным взглядом, а пальцы сдавили шею, властно сжимая. Склонившись, он осторожно, слишком аккуратно и бережно прикусил мое плечо…

Чтобы заполнить меня одним резким, глубоким толчком. Так, что я задохнулась очередной порцией ядовитых колкостей, сорвавшись на стон пополам с жалобным хныканьем. И вцепилась ногтями в его широкие плечи, окончательно потерявшись в собственных ощущениях.

Больше не было ничего. Ни слов, ни обещаний, ни угроз… Ни-че-го.

Толчки, на грани боли и острого, нестерпимого удовольствия. Поцелуи, клеймившие и выжигавшие все без остатка, все мои мысли, табу и запреты. Грубые прикосновения и укусы, едкий коктейль из страсти, ненависти. Злости и глухой, раздражающей необходимости. Жадной потребности быть здесь и сейчас, рядом с этим зверем, под ним, соединяясь с ним в одно долбанное, единое целое. И я понятия не имела, когда стала так зависима от этого волка, когда простого, первоклассного секса оказалась так мало и так много одновременно.

Хриплый рык и густой, пряный запах секса, заглушающий все и вся. Волк сорвался на бешеный, рваный ритм, вколачивая меня в мягкую кожу сиденья, неприятно липнувшую к мокрой от пота спине. Он целовал жестко и грубо, до цветных пятен перед глазами и очередного жалобного вскрика, сминал пальцами мою ставшую слишком чувствительной грудь, дразня и доводя до невменяемого состояния. Он доводил меня до точки снова и снова… И снова…

Пока не взвыл, сорвавшись следом за мной в оглушительный, мучительно острый оргазм, сжимая меня до хруста в крепких, стальных объятиях. Заглушая мой крик мокрым, долгим поцелуем.

Прохладные капли воды стекали по спине, смывая раздражающие запахи улицы и секса. Самого мучительного, жаркого и невероятного секса в машине в его жизни. Кайл удивленно хмыкнул, поймав себя на этой мысли и запрокинул голову назад, закрывая глаза и подставляя лицо под струи воды.

Мышцы приятно ныли, а на душе впервые за последние дни царила непривычная умиротворенность. Зверь не ломился в груди, грозя прогрызть ребра и вырваться наружу, не гулял под кожей и вел себя на удивление мирно. И Кайл позволил себе забыться, перестать прислушиваться к тому, что происходит в лофте, пытаясь хоть немного приглушить взыгравшее либидо под холодным душем.

И подумать. О том, куда он, сука, вляпался и что теперь делать.

Мужчина тряхнул головой, опершись ладонями на скользкий, темный кафель. Медленно повел плечами, словно в бессмысленной попытке скинуть это чертово наваждение. Оборотни не имели дел с ведьмами, ни под каким предлогом. Ведьмы не связывались с оборотнями, ни по какому поводу. Такое себе местечковое табу на межвидовые связи и даже случайный секс не длился больше одной встречи, где-нибудь в ближайшем борделе.

Монтгомери хрипло хохотнул, снова мотнув головой. С его чертовкой все пошло не так с самого начала. Ее запах он уловил среди сотни, тысячи ароматов в клубе. Принял ее правила игры, хотя легко мог соблазнить любую сучку, стоило только намекнуть. И взбесился, вызверился на своих волчат вовсе не из-за чужаков, пробравшихся на его территорию. О, нет!

Волк хищно оскалился, глухо, утробно рыкнув. Себе-то можно не врать, взбесился он из-за того, что сладкая, соблазнительная и такая податливая добыча сбежала прямо из его лап. Нахально и дерзко приложив могучего альфу заклинанием по голове. Даже не подумав о том, как опасно дразнить взрослого, матерого хищника…

Особенно, если впервые за несколько лет в нем взыграл инстинкт охотника.

Кайл насмешливо фыркнул. И вздрогнул, ощутив как прохладные, маленькие ладошки, скользнули вниз по напряженной спине, оглаживая и лаская. Неторопливо, неспешно, заманчиво-чувственно.

Заведя волка за какие-то доли секунды так, что член болезненно дернулся и заныл, гордо встав по стойке смирно. Напрочь игнорируя возмущенный хриплый рык собственного хозяина, стиснувшего зубы и упершегося лбом в стену, не зная, чего хочется больше: прильнуть, подставиться под эти прикосновения или выставить вон невыносимую блондинку, из душа, лофта, собственной жизни — нужное подчеркнуть.

И ведь выбор был простым, можно сказать, очевидным. Только вся его натура, все инстинкты противились ему и все, что сделал Кайл, так это так и остался стоять. Не двигаясь, но и не отталкивая Морган, позволяя ей рисовать непонятные узоры на собственной коже и не замечая, как медленно, постепенно расслабляются мышцы. Как ласковое урчание зарождается где-то в глубине груди, вибрируя в горле и выдавая его с головой.