2

Следующий день был похож на первый. С утра, заправившись у Степаныча бензином, я рванул на сто семнадцатый пикет, куда уже согнали технику. Перекрыли полосу движения и начали резать штробу (поперечный разрез в асфальтовом покрытии, служащий опорой для дополнительного слоя асфальта). Хиславский был прав, основание просело по краям арки, что было заметно даже невооружённым глазом. Потом пришлось срочно мчаться на участок дробления и сортировки камня и лично вмешиваться в процесс распределения его между двумя субподрядчиками.

Обе субподрядные организации «Кедр» и «Империал» выполняли работы по укреплению, и обеим для работы требовался дроблёный камень, с размером фракций сто пятьдесят-сто двадцать сантиметров. Изначально камень распределялся пропорционально объёмам выполняемых работ, но позже, «Империал» начал подкидывать деньги тем водителям, которые привозили камень им. И, естественно, через некоторое время «Кедр» вообще остался без камня. Кое-как всё уладили. Потом со мной по рации связался Хиславский и сообщил, что «Кедр» нарушает технологию сборки габионов. Пришлось лететь на противоположный участок дороги. Там столкнулся ещё с одной проблемой. «Кедр» в качестве рабочих нанимал гастарбайтеров из Северной Кореи. Приговорённые на родине к разным тюремным срокам, они рады были ехать хоть на край света, лишь бы не оставаться в родной тюрьме. Государство пользовалось этим и сплавляло своих зеков, куда подальше с глаз долой, получая за это неплохие деньги. Сами же рабочие были рады уже тому, что вырвались из застенков.

Так вот, ни один из них не говорил на русском, а может быть, они делали вид, что не понимают меня.

– Капитана, капитана, – наперебой горланили они, и показывали в сторону вахтового посёлка. «Капитана» корейцы называли любого начальника, ну, а в данном случае своего. На мои замечания не реагировали никак и с улыбками продолжали выполнять работу с отступлениями от чертежей и технологии. Поехал искать «Капитана».

Начальник «Кедра» – высокий крепкий бородатый мужик – попытался впарить мне версию о том, что сам не может ничего толком объяснить своим подчинённым. Но после того как я снова связался с Хиславским по рации и запретил ему принимать работы у «Кедра» до исправления всех нарушений, всё сразу наладилось. Корейцы больше не улыбались, а смотрели на меня волками.

Не обошлось и без инцидента с «Империалом».

Нахватав объёмов, они не спешили их выполнять, к тому же, производительность и качество выполняемых ими работ оставляли желать лучшего. У моста в районе пятидесятого пикета уже стояли два КАМАЗа с камнем, а бригада и не думала, не то чтобы приступать к работе, но даже никто не удосужился указать водителям самосвалов место, куда ссыпать камень. К тому моменту, как я подъехал к мосту, рабочие расположились под мостом вокруг костра, грели воду для чая и скрывались от дождя. На мой вопрос «Почему не работаем?» не последовало никакой реакции. Только молчаливые усмешки. Я не стал выяснять причины происходящего, а просто отправил самосвалы с камнем к «Кедру». Потом по рации, сообщил Хиславскому, чтобы до выяснения причин, камень «Империалу» не возили, а сам отправился в расположение дробилки. Там, спустя два часа, меня и нашёл прораб «Империала». От него разило перегаром. Глаза красные. Но держался он вызывающе.

– Короче, командир, давай быстро скажи скока те надо и я поехал.

Он вынул из кармана бумажник и приготовился отсчитывать купюры.

Первым моим желанием было врезать этому хаму между глаз, но я сдержался. Потом я терпеливо объяснил ему, что:

первое – он ошибся адресом,

второе – если в ближайшее время его бригады не начнут работать в ускоренном режиме, то часть объёмов я буду вынужден передать «Кедру»,

третье – если их люди не прекратят дебоширить по вечерам на территории вахтового посёлка, то договор об аренде вагончиков с их предприятием будет расторгнут.

Он ухмыльнулся и укатил в посёлок, но через полчаса уже нёсся в сторону пятидесятого пикета. А ещё через десять минут, Хиславский сообщил мне, что «Империалу» уже можно отправлять камень.

Кое-как работа пошла.

Во время обеда я вместе со Степанычем обошёл вагончики, занимаемые работниками «Империала» и, чуть ли не лично каждому, объяснил условия проживания и поведения на территории вахтового посёлка и меры, которые будут применяться к нарушителям. Появился прораб. Его будто подменили. Видимо мужик связался с руководством и ему всё объяснили. Но рабочие продолжали вести себя вызывающе. Их поведение и манеры говорили о том, что многие из них не один год провели за решёткой. На таких, я насмотрелся, работая геологом. Я знал, что девяносто процентов их действий – это голый понт. Таким образом, они изучают тебя. Для них главное выяснить боишься ты их или нет. После речи прораба все прикусили языки, но некоторые, особенно этот молодой со сплющенным носом, смотрели с затаённой злобой.

Кое-как порядок в посёлке восстановили. Курдюков молчал и хмурил брови, ведь, по сути, я сделал то, что являлось его непосредственной обязанностью. Я понимал это, но так же мне было ясно и то, что без восстановления дисциплины и порядка нормальной работы не будет.

На этом мои перипетии не кончились.

Вечером меня ждала новость. В три часа дня у Курдюкова прихватило сердце и его срочно увезли в Хабаровск. Приказом генерального директора, меня временно назначили исполняющим обязанности начальника участка, и я понял, что так и останусь в этой должности до окончания строительства. И, что самое главное, теперь вся ответственность за сдачу объекта ложилась на меня.

На первой же планёрке, проводимой без Курдюкова, наружу вывалилось всё, о чём он замалчивал. На самом деле, ситуация была критической и требовала экстренных мер, но при определённом подходе всё поддавалось исправлению.

Распустив бригадиров и мастеров, я доложил ситуацию генеральному и, оставив в штабном вагончике только инженеров, до пяти часов утра занимался расчетами и планированием. Мы чуть ли не по часам расписывали дальнейшие действия для каждой бригады. Поспав от силы два часа, с утра собрали мастеров на летучку и выдали каждому предписание на день и приказ об увеличении рабочего дня до двенадцати часов – мера не популярная, но вынужденная.