Устала от его бесконечных «Людмила Александровна». Ей-богу, уже начала ненавидеть свои имя и отчество.

— Мила, обильней поливайте средством. Не жалейте. Все должно отмокнуть, — продолжает сыпать поучениями. Кивнув, чувствуя, как внутри все буквально вибрирует от злости, демонстративно широкими мазками поливаю поверхность ванны, выдавливая все до последней капли.

А потом, согнувшись в три погибели, начинаю оттирать ненавистный налет застарелой грязищи, который абсолютно ничем не возьмешь. Спустя полчаса, устав, как раб на галерах, плюю на это безнадежное дело и, смыв мыльную пену с рук, решаю выпить немного воды. Максим Викторович, все это время усердно натирающий печку, заметив мою отлучку, приближается к ванне.

— Мила, — подзывает к себе двумя пальцами. Черт, что за привычка такая? Будто я ему собачка. Скрежеща зубами, неохотно приближаюсь к нему.

— Вот здесь не дотерто, — указывает пальцем на крохотную черную полоску.

— И вот здесь, — теперь он тычет в темно-серое круглое пятно. Вручив мне в руки губку, указывает взглядом на рабочее пространство.

Поджимаю губы, послушно приступаю к работе. Но, едва начав, понимаю, что это несусветная глупость — беспрекословно слушать его занудства. Открыв воду, переключаю поток с крана на душ и смываю отработавший свое химический состав.

— Вы уже закончили? — раздается его удивленный голос.

— Оно не оттирается, — бурчу, даже не повернувшись.

Царь подходит ко мне, заглядывает через плечо.

— Нет, ванна грязная, домывайте. Мы не сдадимся, пока она не засверкает, — бросив, возвращается к плите. А я чувствую, как внутри что-то лопается. Будто воздушный шарик. Бах! И разлетелось, к чертям, все мое терпение.

— Не буду, — рычу сквозь зубы, сжав от досады кулаки.

— Что? — удивленный неповиновением, Царь переводит на меня яростный взгляд. Только вот я больше не собираюсь спускать ему ни одного оскорбления.

— То! — продолжая удерживать в руках шланг с льющейся из лейки водой, кричу на него. — Знаете, я, вообще-то, женщина! Если вы не заметили! — Царь, ошарашенный вспышкой моей злости, продолжает молча стоять и смотреть на меня удивленными глазами. — Вы скинули на меня вчера столько всего! Я пешком из магазина несла тяжелые сумки! Я чуть не убилась на первом этаже! Вы видели, сколько там хлама? Я чуть не задохнулась в подъезде от жуткой вони двадцати соседских кошек! И здесь, в квартире! Я весь день убирала, а вы только и можете, что ходить цыкать и тыкать своими холеными руками на грязные столетние пятна! — с каждым высказанным словом я завожусь еще больше. Как говорится, Остапа понесло. Внутри все клокочет от гнева.

— Как вы меня раздражаете, — рычу сквозь зубы, отворачиваясь от него.

— Можно подумать, я вас люблю, Людмила Александровна, — нараспев произносит мое имя. Издевается, сволочь!

А дальше все — будто в тумане. В пылу ярости направляю шланг в его сторону. Ледяная вода разбрызгивается по всей комнате, но основной поток летит точно в лицо напыщенному индюку, ненавистному боссу.

— Вы в своем уме?! — ревет он, закрывая лицо руками. Швырнув рассекатель обратно в ванну, выключаю воду.

— Уже и не знаю! Если согласилась жить с таким чудовищем, как вы, в одной квартире! — кричу, срываясь в сторону зала. Плевать. Пусть увольняет. Пропади оно пропадом, такое повышение. Я больше не стану терпеть откровенное хамство Царя.

— Чокнутая, — летят вдогонку его ругательства. Закрыв за собой дверь, нервно измеряю комнату шагами, лихорадочно соображая, что делать дальше. А спустя несколько минут хлопает входная дверь квартиры, и я остаюсь совершенна одна.

Я ношусь по комнате, как ракета, срывая с плечиков вещи, бросаю их в чемодан.

— Зануда! Сволочь! Пока не дотрете, не уйдете, — копирую его противный голос. Захлопнув крышку чемодана, усаживаюсь сверху, пытаясь все это утрамбовать. Идиотский замок никак не поддается.

— Что вы делаете? — раздается вдруг за спиной грозный голос Царя. Едва ли не подскочив на месте от неожиданности, оборачиваюсь.

— Домой собираюсь, разве не видите? — прожигаю мужчину злобным взглядом. Все, скончались мои тактичность и воспитание. И если он не хочет нарваться на грубость, пусть не трогает меня.

Краем глаза замечаю, что волосы Максима Викторовича мокрые, как и его футболка. А сам — словно тигр разъяренный: дыхание рваное, частое, в глазах огонь пылает.

— Прекратите истерику! Что значит, домой? У нас еще два месяца командировки! — ревет он, стоя в проеме двери.

— Я с вами ни дня под одной крышей больше не проведу! Вы же мертвого достанете! — не сдаю позиций.

— Можно подумать, с вами находиться рядом — одно сплошное удовольствие, — рычит Царь, сложив на груди руки.